Харбин. Евгений Анташкевич

самую частушку он раньше слышал среди красных. – А те? Таку хотят завоявать? Тьфу, гадство!

      Под пимами громко скрипел снег, большие и малые ледяные глыбы, смёрзшиеся во время ледостава, были похожи на осыпи таёжных валунов, скатывавшихся по распадкам между сопками, громадные, иногда в человеческий рост; Мишка обходил их и, хотя и привычный, вспотел, в ушах застучало, и заухала кровь в висках.

      «А можа, это и был колоколец?!» – подумал он и вдруг рядом с собой ясно услышал:

      – Анна! Ну что ты, я же не упаду!

      От неожиданности Мишка отпрянул и чуть не хлопнулся задом на лёд.

      «Чур меня, чур! Опять чудится!» Он сдвинул шапку, потом снял её и вытер вспотевший лоб, ладони в варёгах тоже вспотели, он сбросил их под ноги и сдернул с плеча карабин.

      – Анна! Ну что ты!.. – снова услышал он.

      «То колоколец, то Анна, а ведь уж каки сутки в рот не брал…»

      – Аннушка! Ну что!..

      «Заступница! Царица Небесная! Хто ж энто меня морочит?» Мишкины ноги дёрнулись было обратно к саням, но он пересилил себя и стал прислушиваться. Из-за торосов, от берега, снова послышался внятный человеческий голос, который снова позвал Анну.

      Мишка мелко и часто закрестился: «Уйтить, што ли, от греха подальше, не искушать судьбу? А вдруг он приманивает, а сам в проруби-та поджидает? Будит тады и «ма», и «тьма»!» Он сплюнул и, прячась, пошёл туда, откуда, как ему показалось, доносился голос.

      Место оказалось совсем близко, всего лишь в нескольких шагах. Как ни страшно было, Мишка заглянул поверх льдин и увидел, что под одной из них что-то чернело: на льду навзничь лежал человек, он откинул одну руку и, опираясь на локоть другой, пытался встать; несколько мгновений Мишка медлил, потом понял, что человек хочет подняться, но не может.

      «Раз лежит на спине, значит, можно без опаски!» Он подошёл и сразу узнал своего недавнего попутчика. Мишка мигом прикинул место, где он сейчас находится, вспомнил разговоры в дровянике и, как ему показалось, всё понял: «От, Кешка, сучий потрох! Таки попал!» И он шагнул:

      – Петрович! Давай-ка подсоблю тебе!

      – Стой, стрелять буду! – неузнаваемым голосом закричал лежавший на согнутом локте Адельберг.

      – Стреляй, стреляй! Из пальца, што ли, стрелять будишь?

      Мишка подхватил Александра Петровича под мышки и подтащил спиной к торосу.

      – Ща, погодь, окажу тебе первую милосердную помощь! Как ты, ваше благородие, тута оказался?

      «Вот тебе и «ма»! Широка страна Сибирь, дивна просторами, а дорога – одна-едина!»

      Лицо Александра Петровича было малиновое, со лба и по вискам тёк пот, Мишка прихватил снегу и обтёр его.

      – Эк тебя угораздило! Лихоманка али тиф?

      На Мишку смотрели горящие, бессмысленные глаза.

      – Вот! Анна! Ты и пришла!

      – Анна! Анна! Пришла, а то как же! – Мишка распрямился и огляделся: до прибрежных кустов было недалеко. – Всё одно хворосту надо наломать!

      Он оставил Адельберга и пошёл к берегу.

      Александр