Харбин. Евгений Анташкевич

руках:

      – Ни дать ни взять от энтой кружки и есть. – Он посмотрел на Кешку. – Чей барский дом-то ограбили?

      – Нету боле барского! Всё наше. И не грабили мы ничево. Учётчика кружка и крышка. Када нам дровяник под сторожевой пост сдавал, сказал, мол, пользуйтесь как своим.

      – «Сторожевой пост»!!! – скривился Мишка. – Чё сторожите-то? Реку, что ли, али лёд на реке?.. Чем так сидеть, майну бы проколупали да хоть бы рыбы себе наловили!

      Кешка никак не реагировал на Мишкины подначки:

      – Майну проколупали ишо вчера, вона под берегом, два ста саженей не будет, дак хто в ней ныне ловить будет, да и чем? Снасть-то дома осталась.

      Мишка накрыл кружку крышкой:

      – А чё колупали? Под Колчака, што ль?

      – Не! Колчака на Ушаковке ухлопали, – сказал Кешка и махнул рукой на север. – Под другого кого – ночью тут ЧК пуляло. Нам приказали, мы и проколупали.

      Мишка открыл крышку, и из чашки пошёл мятный с запахом земляники, смородины и брусники дух.

      – Дядь Кеш, ты погляди, какой чай получился!

      Кешка оглянулся на своего напарника, который на протяжении всего разговора стоял молча и слушал.

      – Ну ты, Серёга, даёшь, ни разу в тайге, что ль, не был? Не знаешь, какие там заварки сушат?

      – Был с батей, малым ищо. А когда его ремнями задавило на фабрике, больше и не был. С пацанами только, по ближним кедрачам.

      Серёга, молодой парень лет пятнадцати, заросший светлой, ни разу не бритой кучерявостью, горящими глазами смотрел на кружку и тянул в себя поднимающийся от неё сладковатый, ароматный дух.

      – Здорово-то как!

      – Мишк, ты бы дал ему хлебнуть, что ли, сироте, и давай вали сюда свою рыбу! – Он потопал ногами и вышел из конторки за перегородку.

      Паренёк, которого Кешка назвал Серёгой, увидел, что Мишка стал развязывать верёвки принесённого с собой мешка, метнулся в угол и расстелил кусок серого брезента; Мишка вывалил на брезент с тридцать или сорок омулей, и в загородке запахло копчёным. Он возился с рыбой, не поднимая глаз, стараясь скрыть радость и ещё не веря в такую удачу, потом завязал пустой мешок и посмотрел на Серёгу:

      – Вишь как на морозе-т дух сохраняется?

      – Ага!

      – Давно такова не едал?

      – Так с лета!

      – Как же ты мог её исть летом? Летом она сырая!

      – А я и не помню…

      Кешка вошёл и бросил на пол солдатский сидор, который звякнул и мягко осел широкими бабьими боками.

      – Неужто всё отдашь?

      – Не жалко. Контра ушла, а нам из Балаганска ещо привезут.

      – А што в Балаганске?

      – Дак инералы када сюда подходить стали, наши-то все склады и другое чево всё в Балаганск свезли, за двести вёрст.

      Мишка поднял за лямки сидор, тряхнул его, и тот снова звякнул, полный патронов.

      – Ну вот! – сказал он, не отрывая глаз от сидора. – А рыбу забирайте.

      На лавке зашевелился мужик в папахе:

      – Это кто тут такой добрый?

      – Ты чё, Петрович? Не спится тебе!

      – Как тут спать? Вы всё балабоните