Картофельная яблоня (сборник). Алена Дашук

Что ты с ним поделаешь. И, вправду, нет. Приходится признать. В полную силу играть ТАМ не желает. Или не может? Уж и сам теряюсь. Гении, они народ капризный, своевольный. Так что без его музыки сижу. Обидно, но факт. Так, сыграет, бывало, чепушинку какую, да и снова без дела валяется. Книжки читает, вино пьёт, со Страдивари и папами римскими в карты играет. А наказать рука не поднимается. Вдруг талант попорчу. Жаль.

      Вот и с вашим даром мало ли как получится. Поверьте, ни в одном ресторане, ни в одной части света не готовят такой кофе! А, знаете, уважаемый мой Николай Николаевич, а ведь вам несказанно повезло, что вы с вашим-то даром в это время по земле ходите. Ей-ей, повезло! – Павлов лукаво погрозил хозяину квартиры пальцем. – Была одна в Испании, помню. Уж какое у неё вино вызревало! И не описать. Право слово, амброзия, а не вино! Секрет ли какой знала или гений у неё такой был, уж и не знаю. Вот и стал люд поговаривать, что не без моей помощи она то вино делает. Особенно, конечно, виноделы о том судачили. Оно и понятно. По сравнению с её-то амброзией их вина уксус уксусом! – Гость прищёлкнул языком и выдержал паузу. – Сожгли бедолажку. Весёлые были времена, знаете ли, святая Инквизиция. Жгли тех, кто в средний уровень не вписывался. Нет, чуть даровитей – это пожалуйста! А на голову возвышаться не смей. Да и лучше было, надо признать. Порядка было больше. Познаниями не искушались, талантов своих побаивались, нос, куда не надо, не совали. А, главное, выделяться не стремились. Тихо жили, по одному для всех лекалу. Сейчас, правда, тоже не любят тех, кто над общей планкой голову высовывает. Ох, как не любят! За сумасшедших, конечно, считают. Лечить или учить пытаются. В крайнем случае, как вот вас, любезнейший друг мой Николай Николаевич, за десять вёрст обходят. Но жечь не жгут. А в те времена непременно бы сожгли! – Павлов насмешливо прищурился и отпил из своей чашки. Блаженно прикрыл глаза.

      – Может, и сожгли бы, – согласился старик, опуская в горячий чай баранку. – Только, видите ли, не умею я иначе.

      – Учиться надо, – Павлов стал серьёзным. – Вам, Николай Николаевич, радости надо учиться. Не умеете вы радоваться. Отсюда и проблемы ваши.

      – Смотря что называть радостью.

      – Вы, думаю, не понаслышке знаете, сколько народу ходит за мной, зовёт, помощи просит. А всем одно лишь и нужно – радость. Вы бы у них учились. Сегодня вот только, скольких осчастливил. Каждого по-своему, но радовались все. Кому-то стакана водки хватает, а с кем-то повозиться приходится. По-разному бывает. С кем час, с кем день-другой, а с кем и года мало.

      – Ценность-то у всякой души одна. Стоит ли биться с теми, кто столько времени требует? – старик пытливо уставился на гостя.

      – Вот тут вы, милый мой, не правы. Ой, как не правы! – Павлов придвинулся поближе к старику. Беседа его захватила. Ещё никому он не рассказывал, почему тратит столько времени на несговорчивых. – Тут не в цене отдельно взятой души дело. Для меня все они на один манер. Эгоизм, милейший. Всё тот же старый, добрый эгоизм! Прежде всего каждый о себе думает. Я ничем не отличаюсь. Я о своих радостях