Картофельная яблоня (сборник). Алена Дашук

ваш сын в Афганистане ноги оставил.

      – Да. Так и упорхнула наша пташка. Не могу, говорит, я молодая, мне с инвалидом жить – только печаль множить. Не хочу я. Счастья хочу. А в жизни счастья одного не бывает. Нет-нет, а горе-то и приходит, отворяй ворота. Так всё и порхает девочка наша, от несчастья бегает. А оно за ней по пятам. А ей и страшно, вдруг нагонит, а она разучилась справляться с ним. Так теперь несчастий боится, что страх этот начисто парализовал способность боль чужую чувствовать. Бежит от всякого, у кого этого самого Happy Endа на сию минуту нет. И любить не может. Боится, вдруг полюбит, а у того человека горе какое случится. От того, кого любишь бежать больно. Какая радость без любви? Вот и выходит, к счастью всё бежала, а вышло, что разучилась его чувствовать. А случись что с самой? Кто рядом-то останется?

      – Поучительно, – Павлов иронично блеснул радужками глаз. – Только, сколько бы вы тут не философствовали, люди не перестанут от испытаний бегать. Преодоление – работа трудная. Много ли тех, кто будет это делать? У человека жизнь короткая, он её праздновать хочет, а не ляму тянуть. Можно ли его винить за это?

      – Винить никого нельзя. Люди сами получают то, к чему бегут. Загородили душу от страдания, от боли своей и чужой – получи душу, которая и радость не чувствует. На душу-то фильтр не поставишь.

      Старик задумался. Павлов помолчал, потом поднялся.

      – Спасибо, Николай Николаевич, за беседу. Мало у меня собеседников осталось. Просителей много, а вот собеседников… – ночной гость печально посмотрел в окно, где уже начал заниматься рассвет. – Да только… Не приду больше. Вижу, не свалить вас.

      Павлов в прихожей надевал пальто. Николай Николаевич беспокойно наблюдал, как гость поправляет у зеркала воротник.

      – Значит, не придёте?

      – Не приду. Довольно. Сколько лет уж из пустого в порожнее льём.

      – Да вы просто так бы заходили, – в глазах старика пытливый взгляд Павлова уловил тревогу.

      – Нет, Николай Николаевич. Я умею проигрывать, вынужден признать – вы один из немногих, кто сумел меня обойти. Никто не спорит, я могу легко сломать вас, но это не в моих правилах.

      Павлов протянул руку к замку.

      – Подождите! – В голосе старика послышалась паника. – Я книгу написал, хотел ваше мнение узнать. Я же один здесь, как… Словом перекинуться не с кем! А уж на такие темы, на какие мы с вами говорим, и подавно. Не бросайте уж старика. Много ли осталось? Привык я к вам.

      Павлов просквозил старика рентгеновским взглядом. Николай Николаевич стал маленьким и жалким. Он боялся потерять своего старого знакомого. Своего вечного собеседника и оппонента. Он боялся остаться один.

      На лице Павлова снова всплыла скука и плохо скрываемое презрение.

      – Хорошо, Николай Николаевич, я приду. Я всё понимаю.

      Хозяин квартиры облегчённо вздохнул и засуетился, провожая ночного гостя.

      Павлов вышел на лестничную площадку. Замок щёлкнул. Он оглянулся на старенькую беззащитную перед любыми