Сумерки берлинских идолов. Влад Евгеньевич Ревзин

Йоганн, ее муж. По делу.

      Она зло усмехнулась:

      – Ты нужен Боудермюллеру так же, как министру финансов советы сельского счетовода. К тому же мужа Барбары нет в Берлине.

      – Что я тебе и говорю. Случилось недоразумение! Ему пришлось уехать, а я, несолоно хлебавши, покинул его дом…

      – Пробыв там почти четыре часа?!

      – Ты что, все это время стерегла меня здесь?

      Ее рука с пистолетом задрожала.

      – Я здесь всего лишь десять минут. Чтобы сказать тебе, как я тебя ненавижу…

      – А я тебя нежно люблю, как не любил никого.

      Как и следовало ожидать, ее хватило на минуту. Через шестьдесят четыре секунды женщина лихорадочно прятала пистолет в карман плаща, – словно стыдясь этого инструмента неудавшейся мести. Потом она замерла, опустив голову и горько всхлипывая.

      Карл подошел к маленькой брюнетке, осторожно обнял за плечи. По его телу прошла жаркая волна. Не то, чтобы он первый раз оказался под прицелом, но уже в третий и четвертый раз после подобных приключений пылал, словно вышел из турецких бань.

      – Давай сядем в машину и поедем ко мне, – ласково сказал Карл. Его лицо возвышалось над черноволосой головкой, как морда овчарки над таксой.– Тебе надо выпить. У меня есть отличный Арманьяк. Ты совсем замерзла.

      Уже в машине, глядя сквозь стекло, она сказала с неожиданной твердостью:

      – Ты меня использовал. Чтобы познакомиться с Барбарой Боудермюллер. Это грязно и непристойно.

      Карл Кюла искоса взглянул на свою пассажирку. А ведь она и выстрелить могла. Быть героем-любовником, оказывается, не всегда завидное амплуа. В это амплуа легко вплетается драматизм, а то и трагедия.

      Уже полтора года Карл снимал маленький, но уютный, аристократически выглядящий домик на Акациеналлее, 39. На другой стороне улицы, через три дома, находилась клиника Dr. Weilers Kuranstalten. Здесь пятнадцатью годами раньше умер от сифилиса отец знаменитой Мари Магдалене Дитрих, звезды «Голубого ангела». Вестенд приобрел репутацию зеленого респектабельного района. Но не комфортность и тишина привлекли сюда Кюлу, а полное безразличие соседей друг другу, и более того, – желание скрыться от нескромных глаз за оградами и крепкими стенами.

      В последнее же время, когда наци дрались с тельмановцами, а полиция била всех дубинками и стреляла в обе стороны, Вестенд казался тихим островом в теплом море.

      – Идем, у меня тепло.

      – Если ты хочешь, – сказала она тихо.

      Машина подкатила к аккуратной живой загороди. В спутанных голых ветвях скрывалась калитка.

      – Да, хочу, – сказал он мягко и коснулся ее локтя. Она отдернула руку, впрочем, не больше, чем на сантиметр.

      За забором блестели белые стены двухэтажного домика. Отсюда, из машины, виднелась входная дверь с маленьким окошком, забранным мудрено заплетенной решеткой. Верхнюю ступеньку лестницы украшали два пупса с крылышками по обеим сторонам, – то ли купидончики, то ли ангелочки, из других