Аллея всех храбрецов. Станислав Хабаров

заговорили о них в отделе – слишком ловкие». А «сапоги» отвечали, что ловкость здесь не при чём. Просто одни чувствуют биение эпохи, а другим это не дано. И подбирали себе народ, и в их числе девушку-техника. «В чем дело, – спрашивали „сапогов“, – полно техников?» «А нам не всякая девушка нужна, – выдрючивались они, – а этикеточка. Посылаешь, скажем, её бумагу подписать. Кому охота срочно подписывать? В минуту такое можно нагородить, разгребать придётся всю жизнь, а тут Леночка приходит такая, что лучше стать хочется. И непременно Леночка. Чувствуете, как звучит? Управ-леночка».

      По делу всё было серьёзней. Не ценишь часто того, что в тебе. Они невольно стали свидетелями скрытых достоинств Леночки.

      Началось с пустяка. Как-то их попросили принести в актовый зал грифельную доску. В ожидании защиты приезжие академики исписали её с обеих сторон. Но где-то запутались, а дежурящая у входа Леночка, которой пока тоже делать было нечего и вроде даже не следившая, указала им место ошибки, ткнув в доску. Это было поразительным. Знаменитые академики и караульная девочка у входа. Академики пробовали отмахнуться, но не тут–то было. Тогда один из них даже сходу предложил ей место в своём известном московском институте. Она в ответ только рассмеялась: «Ещё чего?» И «сапоги» были свидетелями чуда.

      По сути, правда, никакого чуда не было, а была жизнь. С детства Леночке пришлось подрабатывать. Она была из так называемой неблагополучной семьи. Подтягивала олухов – детей хозяйственников, готовила в институт. Год провела в постели после аварии (её сбила машина на шоссе). И когда нечего было читать, читала дореволюционный журнал с ятями «Математика для чудаков», оставшийся от деда, математика-любителя, начинавшего с головоломок и ребусов. В старших классах занималась с соседом-инвалидом по особой программе и учебнику выдающегося физика-педагога О. Д. Хвольсона. Но считала это ненавистными обязанностями и свободно вздохнула, когда теперь, слава богу, репетиторство её закончилось. И теперь она рассмеялась академикам: «Ещё чего?»

      Академики разъехались, а Леночка осталась у «сапогов» занозой в памяти.

      И когда началась эпопея с управлением, они предложили ей перейти в отдел.

      Они миновали шоссе, продолжая разговор.

      – С ведущим Лосевым связывается… В любую минуту может заложить.

      – Заложить по делу?

      – Хотя бы по делу.

      За шоссе начинался лес, сначала прореженный, а затем в сплошном густом подлеске. Они двигались узенькой тропкой, след в след, перебрасываясь отрывистыми фразами.

      – Не стоит девочке на TП.

      – Пусть дозревает в стерильной пустоте пустыни.

      – Так и перезреть может.

      – На ТП не дадут.

      – Такому персику нигде не дадут.

      О Мокашове «сапоги» говорили, как о человеке Вадима: не к месту этот «сапог».

      – А, может, не «сапог»?

      – Тогда ещё хуже. Не понимает пока ещё, видите ли, свою гнусную роль.

      Они всех называли «сапогами»,