Точно как на небесах. Джулия Куин

сказал что-то не то?

      – Нет. Только не надо быть таким снисходительным.

      Что, черт возьми, она имеет в виду?

      – Я не был снисходительным.

      – Ах, Маркус, ради Бога. Ты всегда ведешь себя снисходительно.

      – Выражайся яснее, – резко потребовал он.

      Она смотрела на него так, словно думала, что он ее дурачит.

      – Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю.

      – Напротив, я абсолютно не понимаю, о чем ты говоришь.

      Она фыркнула и поднялась с земли.

      – Ты всегда взираешь на людей вот так.

      Она скорчила такую чудовищную гримасу, что и описать невозможно.

      – Если я когда-нибудь буду выглядеть так, – сухо сказал он, – подчеркиваю, в точности так, разрешаю тебе пристрелить меня.

      – Вот, – торжествующим тоном заявила она. – Оно самое.

      Уж не на разных ли языках они разговаривают?

      – Что «оно»?

      – То! О чем ты говорил.

      Он скрестил руки на груди, оставляя за собой право молчать, покуда она не начнет изъясняться более или менее членораздельно.

      – Весь прошлый сезон при виде меня ты демонстрировал откровенное неодобрение.

      – Уверяю тебя, ты глубоко заблуждаешься.

      Вольно ж ей было принимать на свой счет неодобрение, относившееся отнюдь не к ней, а к ее малоприемлемым кавалерам.

      Она сердито сдвинула брови и, казалось, мысленно взвешивала, можно ли считать его извинения удовлетворительными. Хотя на самом деле он и не думал извиняться.

      – Могу ли я быть чем-нибудь полезен тебе? – спросил он, тщательно подбирая слова.

      – Нет, – отрезала она и только потом прибавила: – Спасибо.

      Он устало вздохнул. Должно быть, настало время сменить тактику.

      – Гонория, твой отец скончался. Брат, насколько мы можем судить, находится где-то в Италии. А твоя мать желает переселиться в Бат.

      – К чему ты ведешь? – воинственно поинтересовалась она.

      – Ты одна в целом мире, – столь же агрессивно отозвался он, силясь припомнить, кто и когда в последний раз осмеливался говорить с ним в таком тоне. – Или почти одна.

      – У меня есть сестры, – запротестовала она.

      – Разве кто-то из них выразил желание опекать тебя?

      – Разумеется, нет. Им известно, что я живу с мамой.

      – Которая хочет переехать в Бат, – напомнил он.

      – Я не одна, – горячо возразила Гонория, и он испугался, что она сейчас заплачет. Однако даже если ее душили слезы, она проглотила их и гневно продолжила: – У меня множество кузин и кузенов. Множество. И четыре сестры, каждая из которых с радостью примет меня, если в этом возникнет необходимость.

      – Гонория…

      – И пусть мы не знаем, где именно находится мой брат, тем не менее он у меня есть. Я не нуждаюсь… – Она запнулась и моргнула, словно изумляясь тому, что собиралась произнести. Но все-таки произнесла: – Я не нуждаюсь в тебе.

      Воцарилась гнетущая тишина. Маркус не думал о том, сколько раз в Уиппл-Хилле сидел за столом рядом с Гонорией. И о домашних спектаклях, где ему всегда