Девять. Анатолий Андреев

потом, по какому-то тайному, не вполне целомудренному соглашению, тяжелеющая ладонь скользнула ниже талии…

      Нет, дружок. Нет, нет и нет. Это просто невозможно. Наверное, она еще не готова. Пусть это будет в другой жизни, если без этого никак не обойтись.

      Тогда еще не казалось, что жизнь преподносит дары, которые обязывают, – счастливой было быть не страшно, от этого спасало легкомыслие.

      Такой я ее и запомнил: трогательная округлая девичья полнота (и при этом сочная стройность тростинки), пухлые губы, блеск в глазах и взгляд за океан сквозь меня. Она потому и позволила поцеловать себя, что в упор не видела меня, Платона. Это был символический поцелуй – привет тому, еще не найденному ею Мужчине. И его роль покорно исполнил я.

      Что ж, мне было это не сложно: я ведь тоже прикасался губами не к Алисе, а к моей Мечте.

      Но расставаться не хотелось.

      – Что это у тебя за брошь? – спросил я, чтобы как можно дольше продлить мгновение.

      – Это серебряный скарабей. Можно, я подарю его тебе на память? На память именно об этом времени. Вот, возьми. Это мой талисман. Он принесет тебе счастье.

      – Спасибо. А удачу принесет?

      – Счастье всегда приходит через удачу.

      – На счастье – давай. Смотри, какая странная скатерть.

      – Ты специально подозвал меня, чтобы обнять? Чем же скатерть странная?

      – Мне кажется, она с автографом Пушкина.

      – Александра Сергеевича?

      – Да, того самого.

      – А ты фантазер.

      – «Сказку о мертвой царевне и восьми богатырях» помнишь, Алиса?

      – Помню. Только сказка была о семи богатырях. Мне пора.

      – Странно. Мне всегда казалось, что богатырей было побольше. А королевич Елисей разве не в счет?

      – Мне правда пора, Платон…

      – А какое у тебя любимое число?

      Потом потянулись спокойные, размеренные, почти унылые, если бы не молодость, годы – а поцелуй все не забывался. Временами мне казалось, что поцелуй предназначался мне, именно мне, Платону, – и было так стыдно, когда я представлял, что об этих моих тайных мыслях может узнать Алиса. Ведь в моих мечтах было что-то от слабости: я не мог найти себе девушку по сердцу, вот и выдумывал себе прекрасную, скорее всего, несуществующую, Алису. Если она узнает об этом, то поймет, что я слабак и неудачник. Ничтожество. Вот почему я тщательно скрывал (в том числе и от самого себя) то, что казалось мне самой большой моей слабостью.

      А теперь вернемся в 8 марта 1990. Алиса плакала, я ее целовал. И потом спросил:

      – Что случилось?

      В моем вопросе была логика: зачем же плакать, если ничего не случилось, верно?

      Она плакала так горестно, что мне пришлось повторить вопрос:

      – Что случилось, Алиса?

      На первый взгляд, ничего особенного: она вышла замуж. Это естественно. Нормально для девушки её лет, почему же «непоправимо». Девушка созрела, ей пора. Тоже логично.

      Но я вместо того, чтобы поздравить свою милую приятельницу, выпил