Незримое звено. Избранные стихотворения и поэмы. Евгений Сабуров

точек надо мной.

      В воздухе пустом и чистом

      галка – буквой прописной,

      воробья совсем немного

      и помечена земля

      ласточкой – заметкой Бога,

      сделанною на полях.

      И не просто станет просто,

      если жизнь моя прошла,—

      разрешатся все вопросы,

      завершатся все дела.

      В синем небе, в небе сером —

      не оплакивай меня! —

      воздается полной мерой

      чувство города и дня.

      «Поэты не подвержены проказе…»

      Поэты не подвержены проказе,

      простуде, проституции и просто

      они имеют это зараз,

      когда родятся,

      они начерпывают пригоршней коросту,

      когда потянет почесаться сзади.

      …и пепел падал на рубашку…

      Страшная история. Поистине мы не умеем жить.

      Когда он снял бабешку

      на набережной, шасть и шип

      раздались за спиной. Шесть тысяч пар

      ленивых глаз не повернули звезды,

      и ветер наносил удар

      морозный

      за ударом. Он знал, что запаршивел и набряк.

      За молом ничего не различая,

      какой-то плеск и блеск в начале ноября,

      он видел, рвут ночующие чайки.

      Будучи никем, ничем

      и злясь на это, от этого и посвежел,

      и словно белый ком он разрывал плечом

      нависшее воздушное желе.

      …и пепел падал на рубашку…

      Ему хотелось. Что ему хотелось?

      Ключ, луч, колода, лодка, ложка, башли,

      калоша, ложь, проласканное тело

      не глядя. Наливался день гранатой

      и разрывался трещиной.

      Так сеть любовной ярости по надобности

      вылавливает женщину.

      Мы не решаем ничего.

      А если непокорны,

      тогда плевок. Люби плевок,

      а то сдерут со шкурой.

      … и думал он. Так думал он,

      отряхивал рубашку

      и затаен, и затемнен,

      ключи, колоду, карту, бабушку.

      О, след в ночи! О, холод – холм,

      ты надо мной. Который? Спорый

      игрок заваливает норы,

      все входы-выходы замел.

      Нет сил по чину расставлять

      ля, си, до, ре,

      нам так и погибать в норе,

      нет входа-выхода. Сопля

      свисает, бьется на ветру

      от холода. Куда? Умрем.

      И ходит розоватый холм —

      когда-нибудь – куда? – умру.

      Не напитаться звездной кашей,

      не жить оружьем суматохи,

      о, помощнее дай, Бог, ноги

      в такой плохой, в такой ненашей

      жизни. О, след в ночи! Разве,

      ну, никак, никак нам с Тобой?

      А мне – этот холодный праздник?

      Что мне? Так и любой.

      Так думал он. А я не думал,

      ноги зябкие разул.

      Я бабешку не снимал,

      я не делал сунул —

      вынул. Честно лег и враз заснул,

      вовсе не сходя с ума.

      От прекрасных красных грез

      я лежу балдею, рдею.

      Кровь моя – казюк