Полное собрание рассказов в одном томе. Василий Шукшин

я от вас. Ну и хамье… Как только не стыдно! – Студент встал и пошел в свою комнату.

      – Сопляк! – громко сказал ему вслед отец Лиды.

      Все молчали.

      Лида испуганно и удивленно моргала красивыми голубыми глазами.

      – Сопляк!! – еще раз сказал отец и встал и бросил салфетку на стол, в вазочку с вареньем. – Он меня учить будет!

      Студент появился в дверях с чемоданом в руках, в плаще… Положил на стол деньги.

      – Вот – за полмесяца. Маяковского на вас нет! – И ушел.

      – Сопляк!!! – послал ему вслед отец Лиды и сел.

      – Папка, ну что ты делаешь?! – чуть не со слезами воскликнула Лида.

      – Что «папка»? Папка… Каждая гнида будет учить в своем доме! Ты молчи сиди, прижми хвост. Прокатилась? Нагулялась? Ну и сиди помалкивай. Я все эти ваши штучки знаю! – Отец застучал пальцем по столу, обращаясь к жене и к дочери. – Принесите, принесите у меня в подоле… Выгоню обоих! Не побоюсь позора!

      Лида встала и пошла в другую комнату.

      Стало тихо.

      Толстая тетя с красным лицом поднялась из-за стола и, охая, пошла к порогу.

      – Итить надо домой… засиделась у вас. Ох, господи, господи, прости нас, грешных.

      …В Лидиной комнате тихо забулькал радиоприемник – Лида искала музыку.

      Ей было грустно.

      Светлые души

      Михайло Беспалов полторы недели не был дома: возили зерно из далеких глубинок.

      Приехал в субботу, когда солнце уже садилось. На машине. Долго выруливал в узкие ворота, сотрясая застоявшийся теплый воздух гулом мотора.

      Въехал, заглушил мотор, открыл капот и залез под него.

      Из избы вышла жена Михайлы, Анна, молодая круглолицая баба. Постояла на крыльце, посмотрела на мужа и обиженно заметила:

      – Ты б хоть поздороваться зашел.

      – Здорово, Нюся! – приветливо сказал Михайло и пошевелил ногами в знак того, что он все понимает, но очень сейчас занят.

      Анна ушла в избу, громко хлопнув дверью.

      Михайло пришел через полчаса.

      Анна сидела в переднем углу, скрестив руки на высокой груди. Смотрела в окно. На стук двери не повела бровью.

      – Ты чего? – спросил Михайло.

      – Ничего.

      – Вроде сердишься?

      – Ну что ты! Разве можно на трудящий народ сердиться? – с неумелой насмешкой и горечью возразила Анна.

      Михайло неловко потоптался на месте. Сел на скамейку у печки, стал разуваться.

      Анна глянула на него и всплеснула руками:

      – Мамочка родимая! Грязный-то!..

      – Пыль, – объяснил Михайло, засовывая портянки в сапоги.

      Анна подошла к нему, разняла на лбу спутанные волосы, потрогала ладошками небритые щеки мужа и жадно прильнула горячими губами к его потрескавшимся, солоновато-жестким, пропахшим табаком и бензином губам.

      – Прямо места живого не найдешь, господи ты мой! – жарко шептала она, близко разглядывая его лицо.

      Михайло прижимал к груди податливое мягкое тело и счастливо гудел:

      – Замараю ж я тебя