История, в которой что-то происходит. Янос Ли Рувер

и заботит. Я прошу у них прикурить, не особо на что-то надеясь.

      Мы с Афиной садимся на холодные сиденья. И аккуратно закрываем двери.

      Мы едем.

      Дешёвый пластик покрыт пылью.

      Тропический аромат приобретает новые оттенки неприятного.

      Я делаю глоток из бутылки и подавляю громкую отрыжку.

      Афина смотрит на меня и делает «воздушный поцелуй».

      Дура.

      7. Первый

      Афина трогает моё пианино. Она трогает мои черновики. Она трогает мои ручки и блокноты. Она включает мой проектор и выбирает на нём фильмы. Она бесцеремонно надевает мою рубашку и делает вид, что имеет на всё это право.

      Я говорю ей сварить кофе.

      И под шум кофеварки она орёт:

      – Над чем ты сейчас работаешь?

      Я делаю вид, что не слышу.

      Не твоё дело, над чем я сейчас работаю. Это моя работа и ты мне мешаешь.

      Засунь ей кляп в рот и перебей ноги, в таком случае, умник.

      – …ты слышишь?

      Я беру из её рук кофе и говорю, что мне надо работать. Она соглашается и ничего не происходит. Я спрашиваю, есть ли у неё идеи? Какие-нибудь гадости? Мерзкие подробности? Что-нибудь из области психологических давлений и отклонений? Извращения?

      Я сажусь за компьютер и открываю новый документ.

      Абсолютно пустой. Девственно чистый, притягательный. На нём сейчас – миллиард миров, миллиард ситуаций и героев в этих ситуациях. Их тянет поговорить. И темы их от глобального нытья о жизни, до низкой ругани за скидку на трусы.

      Ну?

      Я сморю на свою нимфу: она лежит на животе, в одной рубашке, болтает босыми ногами и молчит. У неё нет историй.

      У меня нет историй.

      Белый лист остаётся белым листом.

      – Ты помнишь, как мы впервые встретились? – вдруг спрашивает Афина.

      – Да, – отвечаю я.

      Она обнимает меня так, будто мы давно знакомы.

      Её грубый голос в разы лучше, чем по телефону. Она вся в разы лучше, чем на фото и чем я себе представлял.

      Мы идем по узким тропинкам парка. Мы бредём быстрым шагом, мило беседуем и несмело подшучиваем. Она в больших белых кроссовках. Она одета компактно, стильно.

      Мы сидим на лавочке, не касаясь друг друга. Её пышные волосы приятно пахнут. Меня охватывает дрожь, как какого-нибудь придурковатого девственника.

      До нас доносятся рупорные переговоры железнодорожной станции – они здесь звучат постоянно, с интервалом в десять-пятнадцать минут. Солнце клонится к закату, освещая розовым типовые уродливые здания. Взбитый асфальт пешеходных дорожек зарастает травой. Шумные деревья из последних сил стараются сбросить жёлтые листья. Недовольные лица проходящих мимо людей фиксируются в моей памяти на годы.

      Этот старый город – перевалочная станция.

      Мы говорим и нас тянет друг к другу, но никто из нас не движется. Мы сидим на лавочке, не смея коснуться друг друга.

      Я предлагаю отвезти её до дома.

      Мы садимся в машину, но никуда