Страж водопоя. Эдуард Веркин

всё-таки, Михаил Петрович…

      Михаил Петрович щёлкнул чем-то в своём огнемёте, и перед форсунками вспыхнул острый синий огонёк.

      – Понятно. – Мужик в жилете чуть поклонился. – Всё понятно. Остаёмся на связи.

      Он слился куда-то в сторону, а Михаил Петрович…

      Михаил Петрович стоял напротив нас и смотрел. У него были пустые и совершенно бессонные глаза, блестящие то ли от усталости, то ли от лекарств, пластиковые какие-то. Он смотрел, и ничего в его глазах не шевелилось, только огнемёт шумел, совсем как старый примус.

      – Здравствуйте, – сказал отец.

      Михаил Петрович вздрогнул, очнулся и пошагал в поле, но потом оглянулся и снова точно прилип к нам.

      Отец двинул машину, «Ровер» вырулил с обочины и покатил дальше, только уже не быстро – на дорогу то и дело выскакивала полевая живность, спасавшаяся от пожара: мыши, ежи, суслики, пешеходные птички с длинными носами. Отец не любил давить животину и ехал медленно, оставляя шанс.

      Поле кончилось, снова начался лес. Светка выключила планшет.

      – Спорынья? – спросила она.

      – Это редкая гадость, – сказал я. – Такие чёрненькие дряни прямо в колосе…

      – Гадость, – подтвердил отец. – Всё гадость, время такое. Спорынья везде. И они правильно делают, что её выжигают, её и надо выжигать.

      – А я сама всегда выступаю за выжигание, – заявила Светка. – Только выжиганием можно навести хоть какой-то порядок в этом мире.

      Я не стал спорить, пусть, в выжиганиях Светка всё-таки разбирается гораздо глубже.

      – Выжигание – это спорный вопрос, – заметил отец. – Возможно, есть другие, не такие радикальные методы.

      Мы не стали перечить.

      – Ты заметил? – спросила шёпотом Светка.

      – Что опять?

      – У этого Михаила Петровича в джипе на сиденье автомат Калашникова лежал.

      – Провинция, – объяснил я.

      – При чём здесь провинция? Ты считаешь, что у каждого провинциального жителя в машине автомат Калашникова?

      – Ну, может, и не у каждого… Но у многих. Трудно жить в деревне без нагана, слыхала про такое? Провинция – это как Техас, там все имеют «кольт» и слушают кантри, а у нас все носят «Сайгу» и слушают «Сектор Газа».

      – И всё-таки… – Светка оглянулась на поднимающийся в небо чёрный дым. – «Калашников»… Зачем ему «калашников» на пожаре?

      – Это не «калашников», – сказал отец. – Это «Сайга». И вполне понятно, зачем её берут с собой. Пожар может выгнать из леса разных животных, так что карабин под рукой иметь неплохо.

      – Вот видишь, – сказал я. – Для самообороны – это раз. И вовсе не «калашников», но «Сайга». Это же совсем другое дело.

      Светка доспоривать не стала.

      Справа от дороги показалась уродливая бетонная стела «Холмы – столица лесорубов», под ней новенький герб Холмов: на синем поле два топора над полукруглым мостом, перекинутым через белую реку. Светка сфотографировала, она гербами интересуется. Затем рекламные билборды, затем город.

      Город действительно оказался деревянным.