Пойте им тихо (сборник). Владимир Маканин

ну его – горькое.

      Дружки захохотали:

      – Неужели горькое, а?.. Пусть, пусть идет домой. А то теща очень заругается.

      Но Якушина на этот крючок не подденешь – пить он больше не стал. Он простился с ними. И пошел.

      Было грустно. По пути домой Якушин решил, что, пожалуй, заглянет сначала к Зое, – в его молодом мозгу стал вырисовываться кинофильм, в котором Якушин изменял своей жене Гале в первый и последний раз в жизни. Это было оправданно, потому что это было от горя. От большой обиды. От незаслуженной обиды, разве нет?

      Но, подходя к дому Зои, он одернул себя – нет, он не сделает этого. Он человек, а не тряпка. Он не тонкая рябинка. Он просто и по-дружески откроет Зое свою беду, вот и все.

      Первое, что сделала Зоя, – расхохоталась.

      – Боже, как от тебя пивом несет! – сказала она, открывая дверь.

      Зоя знала, что Якушин не из тех, кто выпивает.

      – Что произошло?

      – Я расстроен, Зоя.

      – Чем?

      И он рассказал, как услышал от тещи обидную фразу.

      Зоя фыркнула:

      – Какой ты глупый, Якушин.

      Но он стоял на своем:

      – Может, теще не нравится, что я мало книжек читаю?

      – Понятия не имею.

      – А может, ей не нравится, что я на мебели работаю?.. На мебели бывают калымщики. Но ведь я не калымщик?

      Зоя опять засмеялась. Она знала, что Якушин чудачок. А сейчас ей даже подругу захотелось позвать, чтоб и та посмотрела, какие бывают чудаки.

      Зоя стала удерживать Якушина. Потому что в голову ей пришла другая мысль – вот-вот должен был прийти Леонтий, за которого она собиралась замуж, он любил все веселое и чудное.

      – Посиди, Якушин, – просила Зоя и строила глазки.

      – Не надо, Зоя, мы с огнем играем.

      – Ну посиди.

      Но Якушин ушел. Он возвращался домой долгим-долгим путем. Он шел по набережной и много курил. «Не наш человек. Не наш…» – сверлило в мозгу. Это никак не укладывалось. Мир встал на голову.

* * *

      Якушин пришел домой, взял книгу и стал читать. Он читал вслух.

      А он, мятежный, просит бури,

      Как будто в бурях есть покой.

      Якушин держал книгу в руках, чтобы теща видела происходящее своими глазами. На самом деле он мог рассказать это стихотворение наизусть. Потому что оно было его любимое.

      Теща не проронила ни слова.

* * *

      Впоследствии этот его случай с чтением вслух теща взяла на вооружение. Время от времени она ядовито говорила:

      – Почитал бы ты нам стихи.

      Или:

      – А вот он нам сейчас почитает стишок-другой. Он славно читает. С выражением.

      Конечно же, теща хотела этим сказать, что Якушин по своей недоразвитости читает только детские и глупые стишки. Но ведь «Парус» не был детским и глупым стишком. Это было чудо, а не стихотворение.

      На этой почве и произошел срыв. В воскресенье.

      Очередного намека на детские стишки молодой Якушин не вынес. Логика поступков нарушилась, а сдерживающие центры на время отключились. Якушин забрался на крышу дома – каким образом это произошло, он не помнил.

      То