Пойте им тихо (сборник). Владимир Маканин

было починить позвонки и суставы. А уж если очень понадобится, то пусть после починки делом займутся психологи и психиатры. Каждому свое.

* * *

      О психике больных врачи, разумеется, не забывали. Они изо всех сил старались поддержать в них дух бодрости. И постоянно напоминали, что больные должны быть сильными и мужественными, они ведь мужчины. И это не беда, что их палата считается «тяжелейшей», это условность, не более того; досужая болтовня нянек.

      Больных было трое. Им было наплевать, что их палата считается «тяжелейшей». Их мучили боли, и было жаль себя. Им было тягостно смотреть на летние облака в окне. Им казалось несправедливым то, что за окном лето в разгаре, а у них сломан позвоночник. Они часто плакали, жаловались и все такое.

      Один больной поначалу все же отличался: боль он превозмогал. Фамилия его была Щербина. На утреннем обходе, несмотря на боль, он врачам улыбался. Профессия его до травмы была монтажник-высотник.

      На обходе он говорил всегда одно и то же. Он говорил сдержанно. Он был как образцовый солдат рядом с сеном-соломой.

      – Не болит. Не болит. А здесь болит, но не очень.

      И еще отвечал:

      – Спасибо. Все хорошо.

      И это не было бравадой или примитивным желанием выделиться. Это была установка на волю. Даже ночью, когда боль грызет вовсю, он умудрялся сдерживать стоны. Или стонал еле слышно. Кряхтел. А когда медсестра подходила с обезболивающим наркотическим уколом, он вытирал крупные капли со лба и говорил:

      – Подожди, сестреночка. Давай еще полчаса потерпим. Может быть, мне удастся выдержать.

      Его лечащий врач не мог нарадоваться, такой больной – это дар божий. Втайне врач и сам завидовал столь цельному характеру. И на всех важных обходах подчеркивал, что Щербина до травмы был высотником. Дескать, вот видите.

      Время от времени Щербина говорил:

      – Ну что, станишники? Поделаем дыхательные упражнения?

      И он начинал. Раз, два. Раз, два! Если бы он просто делал упражнения, это одно. Это терпимо. Но он непременно хотел кого-то втянуть в разговор. А сам продолжал ритмично размахивать руками.

      – Заткнись, – говорили ему.

      – Нет, ты ответь: чего ты лежишь пластом? Ты же совсем захиреешь.

      – Не твое дело.

      А Щербина смеялся, смеялся через боль и через боль работал руками. Раз, два. Он не прекращал этого, даже если входил врач с сугубо деловым видом. И врачу это нравилось.

      Присев возле больного, врач повторял:

      – Надо быть бодрее. Вот посмотрите на Щербину. Вот вам пример.

      – Может, мне и курить бросить? – огрызался больной.

      – Я, кажется, этого не сказал.

      – Вот и спасибо вам.

      На больных не обижаются. И продолжают разговор. И врач не обижался. Продолжал разговор. Сам человек курящий, врач чуть позже оглядывался на соседнюю койку:

      – А что, Щербина, вы разве бросили курить?

      – Бросил.

      Врач, а это был опытный хирург, что называется видавший виды, только покачал головой: дескать, что тут еще скажешь!

* * *

      Тот