Берега Ахерона. Борис Успенский

который привел в пиршественную залу флейтистов.

      Музыканты ушли так быстро, что казалось, их присутствие не было замечено дорогим гостем. Впрочем, монашек прошептал несколько слов Иоанну, и тот многозначительно кивнул.

      – Мне нужно идти! – сказал епископ, вставая из-за стола, – Мир вам!

      – Святой отец, мой дом к Вашим услугам, да и темно уже.

      – Я спешу предаться благочестивым размышлениям! – почти нараспев сказал Иоанн, – И потом: разве что-нибудь угрожает пастырю в самом благочестивом стаде империи?

      – Максим, Георгий! Проводите его милость к дому! – приказал Валент слугам.

      Уже, перед тем как уходить, Иоанн остановился, ощутив на спине чей-то холодный взгляд.

      – Скажи, сын мой! Почему, благочестивая архонтесса не провожает меня? – поинтересовался епископ, – Тебя смутил мой вопрос?

      – Ну, видите ли, моя дорогая Феодора больна, и лекарь как раз пустил ей кровь. Я денно и нощно молю Господа об исцелении жены.

      – Молись, сын мой и Господь не оставит в беде рабу божию Феодору! – ответил Иоанн и вышел на улицу.

      Валент стоял у ворот до тех пор, пока шаги клирика и назарея растворились в ночи. Архонт, не спеша, вернулся в дом, недовольно покосился на рабов и направился в гинекей. В спальне Феодоры сгустился полумрак, разве что на столике мерцал огонек бронзового светильника.

      – Антонина! Оставь нас! – потребовал Валент.

      – Но отец! Я должна…

      Спорить с архонтом бесполезно, а когда он еще и выпьет, так и вовсе опасно. Федора даже не шелохнулась, когда архонт схватил кувшин с водой и вылил на грудь жены.

      – Очнешься, гадина, запорю! – недовольно пробормотал Валент и запустил кувшин в стену.

      – Что там, в писании на этот счет? Малфан! Малфан, чтоб тебя…!

      – Я здесь, хозяин! – угодливо произнес раб и налил до краев чашу, – Вот вино.

      – Хорошо! Я буду пить до утра, а ты запри Антонину и сторожи эту змею, мою жену. Очнется, позовешь. Видишь, лежит! Можешь ее того…, ну ты понял. Впрочем, все равно не можешь! – рассмеялся архонт и, пошатываясь, вышел из спальни.

* * *

      Епископ уединился в своей усадьбе и редко выходил на городские улицы, разве что по церковным делам. Монах же радовался жизни, приносил свежие сплетни, покупал продукты и стал завсегдатаем питейных заведений. Назирей редко позволял себе лишнее и пил только разбавленное вино, чтобы не быть похожим на северных варваров. Монаху нравилось быть среди людей, слышать живую речь, жить, а не думать о вечности.

      Иоанн сидел во дворике, пил ключевую воду с черствым хлебом и пытался собрать воедино впечатления о пребывании в городе. Херсонеситы ему не нравились, и епископ был уверен в том, что попал в гнездо язычников. Истинно верующих было не так уж и мало, но не так и много, как хотелось бы. Мало сторонников христианства, а к властям не обратишься без разрешения митрополита. Это не Константинополь, где император ночей не спит, искореняя вольнодумство. И пусть завистники называют его демоном, но нет правителя,