Собачья площадка. Рута Юрис

валялись осколки стекла. Другая створка окна была и вовсе без стекла. Вместо него была вставлена фанера. И всё та же мертвечина. Торчит изо всех углов. Если бы на окнах не было решёток, то бомжам не составило бы большого труда влезть в квартиру. Вроде, и не жили здесь люди, не рожали детей, не встречали новый год, не пекли пирогов, не смотрели комедии по телевизору. Тридцать лет! Но квартира так и осталось бездушной, необжитой.

      На кухонном крошечном столе стояла недопитая бутылка водки, на разделочной доске лежали мумифицировшиеся от жары куски селёдки, горбушка ссохшегося бородинского хлеба, да два опрокинутых простеньких граненых лафитника, у одного из которых была отбита ножка.

      – Да, хорош натюрморт, – подумала Катерина и вышла с кухни.

      Она толкнула дверь в комнату сына. Комната была почти пуста. Лишь кровать, два старых стула, да старые занавески на немытых окнах. А на полосатом матрасе лежал, забытый сыном, голубой берет. Рядом – тетрадный лист, на котором почерком сына было написано.

      – Меня можно найти вот по этим телефонам…

      Катя взяла листок.

      Мамина комната была совсем пуста. Ни кожаного старого дивана, ни телевизора с линзой, ни зелёной лампочки-грибка. Даже старинной железной кровати с шишечками не было. Значит, Надежда всё-таки продала любителям всяких интересных штучек мамину мебель. Только скомканные листы какой-то бумаги валялись в углу. Катя наклонилась и ахнула. Это была не бумага, а скомканные кружевные салфетки, которые она кипятила и крахмалила по субботам. Она осторожно разгладила их и свернула аккуратно, решив, что возьмёт с собой. Желание позвонить Надежде стало понемножечку таять.

      В Катиной комнате всё было по-прежнему, все на своих местах. Только вот эстампы стопкой лежали на подоконнике. И сверху тот самый, который они купили со Щучкой на Кутузовке.

      Окно в Катиной комнате тоже было надтреснуто: стройка-то совсем рядом, видно, камушек какой, наверное, отлетел. Через дырку в окне эстампы поливал дождик, нещадно жарило солнце, сыпалась на них строительная пыль. Картинка выгорела, вздулась местами. Как только Катя притронулась к ней, пересохшая на солнце бумага буквально рассыпалась в прах.

      – Ну, вот, старая моя жизнь и рассыпалась, – Катя вздохнула.

      Потом она вытащила из-под своей кровати сумку на колёсиках, положила туда альбом с фотографиями, кое-какие документы, да коробку с хрустальными рюмочками, что подарили на их с Виктором свадьбу Ленка с Димкой. Во время вспомнила про свою любимую вышивку, достала пакет с нитками и пяльцами и тоже запихнула всё в сумку.

      Опустилась без сил в своё любимое кресло. Огляделась, не забыла ли чего, и с ужасом поняла, что ничего из этой квартиры в новой жизни ей будет не нужно.

      Набрала телефон ЖЭКа.

      – Куда же вы все делись, Лукошины, найти вас не можем. Вас там трое прописано. Всем положено по комнате. Тётке, как инвалиду детства, да вам с сыном,