Восемь бусин на тонкой ниточке. Елена Михалкова

мягко, неторопливо и с такой интонацией, словно улыбалась про себя. Но улыбалась не обидно, а понимающе.

      «Не от себя, а от них», – холодно возразила мать.

      «А они – это часть тебя, Анюта. Твое прошлое, пусть и не самое приглядное».

      Скрипнула дверь – и голоса смолкли, точно оборвались.

      Маша обернулась. На крыльцо, зябко ежась, выбрался Иннокентий и потянул воздух носом.

      – Деревня, – доброжелательно поведал он. – Хорошо здесь, не правда ли?

      Маша решила не напоминать о том, как он рвался проверить ее документы, и заставила себя вежливо поддержать разговор.

      – Да, живописное место, – согласилась она. – Лес только мрачноватый. А река поблизости есть?

      – Река имеется, а как же! Приток Оки. Чрезвычайно опасное место, я бы вам очень не советовал купаться там одной. Особенно ночью!

      И многозначительно взглянул на Успенскую.

      – Не буду, – пообещала Маша. – А что там опасного? Сильное течение?

      – Омуты! – устрашающе сверкнул очками Иннокентий. – И течение тоже. Вы же слышали, наверное, об этом трагическом…

      Дверь снова приоткрылась, и Маша не узнала, о чем трагическом она должна была слышать. Из дома осторожно выбралась Нюта, несмело улыбнулась им:

      – Я не помешаю?

      Такая она была беленькая, чистенькая и славная, что сразу хотелось улыбнуться ей в ответ.

      – Ни в коем случае… – начала было Маша, но Иннокентий перебил ее:

      – Ты уже сделала гимнастику? – строго спросил он.

      – Конечно, – послушно кивнула Нюта.

      – И дышала?

      – Нет, не дышала.

      – Сейчас же дышать, сейчас же! – загорячился Анциферов. – Нюточка, что за преступное пренебрежение своим здоровьем! А главное – здоровьем плода!

      Он так и сказал: «здоровьем плода». Маша почувствовала, что краткий принудительный прилив симпатии к Иннокентию растворяется, словно под воздействием кислоты.

      – Нюта обязательно должна дышать древесными испарениями, – объяснил Анциферов. – Последние исследования показали, что плодовые деревья выделяют эндорфины, благотворно влияющие на умственное развитие плода. Они всасываются на уровне клеточной мембраны, которая у беременных расширена.

      Всю эту ахинею Иннокентий высказал с крайне серьезным видом. Он был похож на ученого, сообщающего группе последователей о недавнем открытии.

      Маша открыла рот, чтобы поинтересоваться, насколько сильно расширяется клеточная мембрана у беременных и сузится ли она после родов. Но перехватила взгляд Нюты и промолчала.

      Нюта смотрела на мужа с восторгом и обожанием.

      – Кеша, я уже иду, – заверила она.

      И пошла, переваливаясь, в сторону темнеющего сада.

      «Господи, бедная девочка…»

      На крыльцо вышла, кутаясь в белую шаль, Лена Коровкина.

      – За окнами нашей комнаты кто-то хрюкает, – вздохнула она. – Предчувствую интересную ночь. А куда пошла Нюта? Уже темно…

      – Дышать эндорфинами, – поведал