Восемь бусин на тонкой ниточке. Елена Михалкова

вынырнула из темноты так неожиданно, что Маша вздрогнула.

      – Нюта, все в порядке?

      – Все замечательно! – заверила девушка. – После города здесь так хорошо дышится!

      – В унисон с деревьями, – пробормотала Маша.

      – Что? А, вы об идее Кеши! – Нюта негромко рассмеялась. – Мне не трудно сделать ему приятное и погулять среди яблонь. Ведь это и правда идет на пользу и мне, и малышу. Но четверти часа мне хватает, и больше я не выдерживаю.

      – Так вы сейчас были не в саду, – догадалась Маша. – Неужели решились ночью исследовать территорию?

      – Что вы! Я смотрела на деревню. Отсюда ее не увидеть, но если подняться на пригорок, то можно разглядеть огоньки за полем. В Зотово когда-то жила моя бабушка, а я гостила у нее каждое лето.

      – Так эти места вам знакомы?

      – Да. Хотя, знаете, – Нюта доверчиво склонилась к Маше, – в юности каждое лето я мечтала только о том, как бы поскорее вырваться из деревни в Москву. Мне казалось, здесь так скучно! Пять лет назад бабуля умерла, и мы сразу продали дом. А теперь я об этом жалею. Чудесные здесь места, такие тихие, привольные…

      Хлопнула дверь, и громкий голос с крыльца недовольно окликнул:

      – Нюта! Где ты?

      – Это Кеша! Тревожится за меня…

      Девушка горделиво улыбнулась и поспешила к дому.

      – Если бы он за тебя тревожился, то не бросал бы одну в незнакомом месте, – пробурчала под нос Маша.

      Слышно было, как на крыльце Иннокентий отчитывает жену за долгое отсутствие. Нюта покорно соглашалась.

      Наконец голоса стихли, и Маша решилась пройти в дом. Сталкиваться с Анциферовым и вновь выслушивать его разглагольствования ей не хотелось.

      Но в столовой было пусто и темно. В камине догорало одно-единственное полено, а в кресле кто-то сидел спиной к Маше и негромко посапывал.

      Тихонько, на цыпочках, чтобы не разбудить спящего, она начала подниматься по лестнице. Но ступенька скрипнула под ногой, и человек у камина тут же вскинул голову и обернулся.

      Это оказался Борис Ярошкевич. При виде Маши Борис рывком поднялся из кресла и направился к ней, слегка покачиваясь.

      «Сейчас скажет какую-нибудь гадость, – поморщившись, подумала Маша. – Такие мужчины, как Борис, любят говорить гадости женщинам. Обязательно с обаятельной улыбочкой».

      Ярошкевич остановился внизу, уцепившись за перила, глядя на Машу припухшими глазами. До нее донесся резкий запах алкоголя.

      – А-а, свеженькая претендентка на наследство! – протянул он. – Наша новообретенная родственница! Признайся – думаешь, всех переиграешь? А, тихоня?

      – Успокойтесь, Борис, мне некого переигрывать, – устало сказала Маша. – Марфа Степановна видела меня сегодня первый раз в жизни. Вряд ли она доверит имущество человеку, о котором ничего не знает.

      – Первый раз, говоришь, видит, – Ярошкевич ухмыльнулся. – Почему же старуха сказала, что включила тебя в число тех, кто может рассчитывать на наследство Светицкого?

      – Она так сказала?

      – Да ладно тебе,