Восемь бусин на тонкой ниточке. Елена Михалкова

и поклонился, Борис даже не шевельнулся. «А я-то представляла их гусарами!»

      – Иннокентий в этот раз жену привез с собой, – продолжала старуха. – Правильно сделал, пускай девочка входит в семью. Вот она, наша Нюта!

      – Здравствуйте, – улыбнулась голубоглазая девушка.

      «Этот юный цветочек – жена козлобородого? – ахнула Маша про себя. – Вот это да… Ай да Иннокентий Анциферов».

      Девушка отодвинулась от стола и сложила ладошки на круглом, как мячик, животе, туго обтянутом платьем. Тотчас стала понятна отрешенность Нюты, ее взгляд, углубленный в себя. «Судя по животу, у нее седьмой месяц, не меньше».

      – Теперь смотри сюда! – Старуха довольно бесцеремонно дернула Успенскую за руку. – Ева, жена покойного Марка, упокой господь его душу. – Она перекрестилась.

      Женщина с льняными волосами кивнула Маше.

      – Геннадий с женой своей, Леной, – продолжала Марфа, указывая на Коровкиных. – А это мой последний племянник, – с гордостью представила она, указывая на темноволосого, – Матвей.

      – Приятно познакомиться. – Мужчина с перебитым носом улыбнулся одними глазами.

      Так вот это кто: Матвей Олейников, сын Людмилы, младшей сестры Марфы Степановны. Неудивительно, что Олейникова гордится им: он продолжатель рода, единственный, кто сохранил наследственную фамилию.

      Удивило Машу другое: во взглядах троих гостей из семерых сквозила враждебность. У Бориса Ярошкевича – ничем не замаскированная, у Евы Освальд скрытая за милой улыбкой, и, тем не менее, заметная. Третьим, кто взирал на Машу с откровенным недовольством, был высокий немолодой красавец с бородкой – Иннокентий Анциферов.

      – Садись! – старуха подвела Машу к свободному стулу, а сама встала во главе стола. – Что ж, теперь все в сборе, можно и к делу перейти. Почти все вы знаете, что я собрала вас здесь не просто так.

      Маша насторожилась. Конечно, не просто так. Они собрались, чтобы отметить юбилей Марфы: тринадцатого июня ей исполнилось восемьдесят. Но что-то в голосе старухи наводило на мысль, что предметом разговора будет вовсе не праздник.

      И собравшиеся – Маша только теперь поняла это – слишком серьезны. Разве что Иннокентий загадочно улыбается, будто предвкушая нечто приятное.

      – Я пригласила вас всех, чтобы решить важный вопрос, – продолжала Марфа Степановна. – Начну с того, что три года назад я вышла замуж.

      – И ничего нам не сказали! – тут же укоризненно заметил Анциферов, глядя на Олейникову преданными влажными глазами.

      – Сказала, когда приглашала на юбилей.

      – Всего лишь две недели назад! Почему же не сразу?

      – А ты, голубчик, в то время не особенно интересовался моей жизнью, – осадила его Марфа. – С моего семидесятилетия и не позвонил ни разу, не справился, как мое здоровье!

      Иннокентий пробормотал, что травма, нанесенная ему, оказалась слишком сильна, чтобы…

      – Так я буду говорить или ты? – недобро сощурилась Марфа. – Травмированный ты наш!

      Анциферов