Остановиться, оглянуться… (Поэтический дневник). Илья Ицков

мастерства. Там, где значимость строк достигает апогея, актриса напрямую обращается к нам, – взывая, негодуя, предостерегая.

      К нам обращается Анна Ахматова, чей голос звучит сегодня ещё сильнее, чем вчера.

* * *

      После спектакля потянуло вдруг в свои архивы. Ещё один экскурс в прошлое: стихи, фотографии, журнальные и газетные вырезки… Попалось на глаза одно из моих любимых стихотворений – «Остановиться, оглянуться» Александра Аронова, замечательного поэта и журналиста. Опубликованное когда-то в «Московском комсомольце» в рубрике

      «На первую полосу», оно очень созвучно той мысли, тому настрою, с которым я собирал эту книгу. И в конце концов назвал её «Остановиться, оглянуться…».

      2018

      Остановиться, оглянуться

      Л. Жуховицкому

      Остановиться, оглянуться

      Внезапно, вдруг, на вираже

      На том случайном этаже,

      Где вам доводится проснуться.

      Ботинком по снегу скрипя,

      Остановиться, оглянуться,

      Увидеть день, дома, себя

      И тихо, тихо улыбнуться…

      Ведь уходя, чтоб не вернуться,

      Не я ль хотел переиграть,

      Остановиться, оглянуться

      И никогда не умирать!

      Согласен в даль,

      Согласен в степь

      Скользнуть, исчезнуть, не проснуться —

      Но дай хоть раз еще успеть

      Остановиться, оглянуться.

      Александр Аронов

      «Как давно и как недавно это было…»

* * *

      Как давно и как недавно это было: открытие ленинградского балетмейстера Бориса Эйфмана; чудо-мгновения Фаины Георгиевны Раневской; галёрки, партер, ложи, до отказа заполненные вдумчивым, понимающим, взыскательным зрителем…

      Я современник многих эпохальных театральных открытий и больших актёрских судеб, свидетель их достижений и неудач. Я помню, как прощался со сценой Сергей Яковлевич Лемешев, исполняя партию Ленского, как ложились к его ногам цветы, цветы, цветы…

      Помню, как читал Пушкина перед своим спектаклем «Маленькие трагедии» Рубен Николаевич Симонов в Вахтанговском театре. Как задыхался от собственного гения Иннокентий Смоктуновский; как по мельчайшим крупицам собирал роль Олег Борисов; как вдохновенно импровизировал Евгений Евстигнеев.

      Канули в лету и остались живым переживанием только для их современников элегантно виртуозные па Андрея Миронова, гортанные откровения Владимира Высоцкого, потрясающая органичность Олега Даля. Но даже на этом звёздном фоне чудо-мгновения Раневской стоят особняком. Это своего рода блюз русского театра, с тончайшими градациями forte и piano, где такая неизмеримая глубина боли и такая непостижимая мера перевоплощения.

      Я застал её Фелицату в спектакле «Правда хорошо, а счастье лучше», поставленном в театре имени Моссовета Сергеем Юрским, переехавшим после опалы в Москву. Её появление на сцене сопровождалось лёгким гулом в зале – люди вставали, вытягивали шею, боясь пропустить, прозевать малейшее движение. Актриса совершала таинство перевоплощения во всём – это было ритуальное омовение слов, жестов, реплик, мизансцен. Вулкан утолял штиль.