«Текущий момент» и другие пьесы. Виктор Шендерович

на Гребешках, церковным нищим. Я уже и местечко на паперти присмотрел. Работа – день через два; от паствы – подаяние, от отцов – гонорар.

      ПАШКИН. За что гонорар?

      СТРОНЦИЛЛОВ. Я же уникальный специалист, Ваня! Там (кивает наверх) все входы-выходы знаю… Я уж мосты навел – буду инструктировать патриархат. Визы в рай, решение кадровых вопросов… Они меня на паперть на руках выносить будут. И на земную жизнь заработаю, и загробную обеспечу.

      ПАШКИН. Два в одном, как шампунь.

      СТРОНЦИЛЛОВ (доливая в стаканы). Будет им шампунь. Они – там – меня еще узнают! Вернусь в высшие сферы весь в сиянии, вот увидишь.

      ПАШКИН. Как же я увижу?

      СТРОНЦИЛЛОВ. А я устрою. Как раз тебе кино про кузнечиков показывать перестанут. И вообще: договоримся… Тебе амнистию сделаем, а себе я статус мученика организую. И с башкой светящейся – прямо к престолу Божию! Там с ними и поговорим.

      ПАШКИН. С кем?

      СТРОНЦИЛЛОВ. Мне – есть с кем!

      ПАШКИН. Ну ты силен…

      СТРОНЦИЛЛОВ. У нас на небесах слабые не выживают.

      ПАШКИН. У нас на Земле – тоже.

      СТРОНЦИЛЛОВ. А для начала я здесь порядок и наведу. Временный хотя бы, в отдельно взятом районе. Почистить следует крепко, ты прав, дряни всякой развелось… Я и бумажки захватил.

      ПАШКИН. Какие бумажки?

      СТРОНЦИЛЛОВ. Какие надо. Ап! (Достает из портфеля пачку каких-то ордеров.) На убытие. С печатями… Только фамилию вписать, и готово дело.

      ПАШКИН. Это —?..

      СТРОНЦИЛЛОВ. Это, Ваня, социальная гигиена. Расчистка жизненного пространства. Ну что, кутнем напоследок? Как соседа фамилия?

      ПАШКИН. Не помню.

      СТРОНЦИЛЛОВ. Ты записывал.

      ПАШКИН. Куда-то делась бумажка…

      СТРОНЦИЛЛОВ. Найди бумажку, Ваня, найди. Это животное не заслуживает жизни. Тетку родную выселил в Мытищи! Ищи бумажку, сейчас мы его оприходуем. А потом и тетку.

      ПАШКИН. Да Бог с ними…

      СТРОНЦИЛЛОВ. Нет никакого Бога, Пашкин! Или все равно что нету. Самим надо, самим… Ищи бумажку!

      ПАШКИН. Не знаю я, где она… Да хрен с ним, пускай живет.

      СТРОНЦИЛЛОВ. А обо мне ты подумал? Он буянит, а мне теперь по ночам не спать? Да, и этого еще не забыть, с сигнализацией… Из какой квартиры «жигули»?

      ПАШКИН. Э-э-э…

      СТРОНЦИЛЛОВ. Нехорошо придуриваться, Ваня… Из сто тридцать пятой он. Фамилию – завтра в ДЭЗе узнаю, а насчет соседа – не будем откладывать. Дай-ка я поищу листочек… (Роется на столе.) Насвинячил ты, как боров. Как с тобой жена целых пять лет жила? Ага, вот! Ну у тебя и почерк.

      Пашкин осторожно заходит сзади, берет с кухонного стола нож и несколько секунд стоит в размышлении.

      Потом кладет нож и берет с плиты сковородку. Стронциллов не видит этих манипуляций, увлеченный заполнением карточки.

      СТРОНЦИЛЛОВ. Соловьев его фамилия. (Вписывает в бланк.) Соловьев Анатолий Петрович! Завтра же и приберем, вместе с автовладельцем. Будут знать. И насчет старух бы не забыть – прав ты был насчет старперок этих, сколько можно кислород переводить? Ладно… Значит, Соловьев. Годы жизни: тысяча девятьсот шестьдесят восьмой – две тысячи… Ну и достаточно, да, Вань?

      Пашкин