Голод Рехи. Мария Токарева

искать пищу. А теперь… Теперь осталось только одно дерево, единственный столп мироздания, вбитая кость между землей и крышей туч.

      Чудилось, что пространство сужается, пустошь скукоживается, обступает и сдавливает со всех сторон. Кажется, случился какой-то тяжкий приступ, может, начинавшегося безумия, может, вернувшихся видений? «Голодный обморок, чтоб его к ящерам!» – смутно догадался Рехи. Не так уж и важно, когда дыхание сбивалось, а тяжесть меча – единственной вещи, взятой в дорогу, – представлялась непомерной.

      «Главное, не упасть, главное, не упасть!» – твердил внутренний голос. Рехи понимал, что если плашмя упадет на черный песок, то уже не поднимется никогда и присоединится к погибшим накануне. Может, не так уж и страшно. Но Рехи привык делать все наперекор судьбе и всем, кто мечтал растоптать его. Но веки снова тяжелели, вдохи превращались в пропитанный пылью хрип. Заснуть бы в объятиях этого дерева, если больше ничего не существовало, если здесь заканчивался путь. Но ведь он так и не начался!

      Рехи глухо зарычал и уперся лбом в кору, стесывая кожу мелкими сучками, чтобы растормошить себя, вывести из оцепенения. Он же не изменился, те же руки-ноги. Разве только чернота внутри сжималась, выкачивая воздух из легких. Это чернота навалившейся смерти, перекресток пространства, отмеченный деревом, будто вбитым в землю пеплом и песком.

      Сломленный странник скреб пальцами кору, царапался наверх, лишь бы разогнуть колени. Но не выдерживал бесконечной борьбы с бессилием. Глупо и паршиво проигрывать в самом начале пути, но у множества отчаянных скитальцев путь закончился, так и не начавшись.

      Кто-то мечтал о чудных далях, старики рассказывали про далекий Бастион, где оставались знания предков, где сохранились растения и животные. А потом кто-то недобрым словом с сожалением вспоминал соседнее поселение эльфов. Однажды они уверовали в этот миф и ринулись вперед, увлеченные иллюзией великого спасения. Община Рехи осталась на месте, кто-то вздыхал, что зря, но вестей о соседях долгое время не было. Потом при одном из переходов кочевники наткнулись на груду разбросанных обглоданных костей да часть нехитрой утвари. Как раз в том направлении ушли безумные соседи.

      Рехи не желал становиться одним из таких же ненормальных путников. Впрочем, жизнь оседлого хищника-одиночки тоже длилась недолго. Тупик! Повсюду!

      Рехи резко дернулся вверх, встал. Но качнулся и все-таки упал с глухим стоном-воем. Вот и все… Сбывались все кошмары. Он уже не боялся смерти, просто жгла лютая досада: и стоило с таким трудом выкапываться из-под песка, биться с ящером, брести куда-то, чтобы по непонятной причине вот так рухнуть, рассыпаясь золой. От несправедливости мира Рехи кусал песок, словно намеревлся проглотить целиком весь мир, прогрызть его насквозь. Но потом прошло и это. Все замерло.

      Он умирал. Все еще не смирился духом, но его тело отдавало себя на волю небытия. Проклятая оболочка… Приходится охотиться, есть, отдыхать – все ради нее. А ради себя хотелось только убить