Гончий бес. Александр Сивинских

электричество после грозы. Вот копится она, копится, а потом начинает «искрить». Ты разве не замечал, что в его кабинете иногда происходят странные вещи? Даже когда он отсутствует.

      – Замечал.

      – Вот и тут так же. Побочка, чувачок, всего лишь побочка…

      – Хорошо, если так, – сказал я. – А если эти поганцы в самом деле живые? И имеют привычку вылезать из своих половичков и делать непочтительным гостям секир-башка? Вот и сейчас – как выскочат!

      – Кому выскакивать-то? – иронично поинтересовался бесёнок. – Это обычные старые ковры, Паша! Там только шерсть, пыль да дерьмо личинок моли. Так, почтеннейший? – обратился он к Гоу Лему.

      Тот едва заметно кивнул.

      Зато в начавшем, было, успокаиваться тканом бестиарии последняя фраза Жерара вызвала настоящий взрыв мимики. И – ни одной одобрительной гримасы, ни одного доброжелательного жеста.

      – Кажется, твои слова о дерьме моли их слегка разозлили, – заметил я.

      – Похоже, – согласился Жерар и показал изображениям фараонов согнутую правую переднюю лапку, ударив по сгибу левой. Те впали в окончательное неистовство, а довольный хулиган продолжил теоретизировать: – Я думаю, что магия вроде тяжёлого газа – стремиться заполнить низкие места. Потому-то волшебство чаще всего и происходит в разных подземельях да катакомбах.

      Чтобы не длить неизвестность, я быстро подошёл к двери, ведущей наверх, и попытался её открыть. Дверь оказалась заперта. Я забарабанил в неё кулаками. Толстенная бронзовая плита поглощала звук практически полностью. Нужна была хорошая колотушка. Я с интересом присмотрелся к треноге, на которой стоял здоровенный котёл под крышкой, но тут дверь начала открываться.

      Через образовавшуюся щель в подвал проникла ширящаяся полоса электрического света, запах свежего кофе и голос Сулеймана:

      – Ну что ты колотишь, будто матрос в затонувшей подлодке? В туалет захотел?

      – Угу. Чуть не обделался, – сказал я и обернулся, уверенный, что «Маппет-шоу» прекратилось.

      Так оно и было. Гобелены висели спокойно, как в музее. Тканые и вышитые философы, цари и фараоны демонстрировали величественные позы и благородные выражения лиц. И только на ковре, где раньше гарцевал на тонконогом скакуне всадник в белой чалме, клубилась сцена кровавого пиршества волчьей стаи.

* * *

      Трапезы у Сулеймана всегда на высоте. Вот и сегодняшняя оказалась полностью в моём вкусе. Не слишком крепкий, но очень горячий и крайне ароматный кофе, круассаны с хрустящей корочкой, несколько видов джема и взбитое до состояния крема сливочное масло с сыром. Для Жерара шеф выставил его любимый ягодный творожок и молоко, для себя – крошечную рюмку коньяку. Впрочем, если судить по тому, как часто он к ней прикладывался, рюмочка была бездонной.

      – Что задумались, ребята? – спросил шеф.

      – Никак не пойму, что за козявки на этих чертежах… – Я показал столовым ножом на развешенные по стенам листы.

      Шеф задумчиво намотал на палец прядь бороды и начал рассказывать.