Пандора. Энн Райс

выгодно женились, завели детей и вернулись домой с жестоких войн, где сражались, защищая границы Империи. Мой самый младший брат, Люций, мне не особенно нравился – он вечно нервничал и пристрастился к выпивке, а также к азартным играм, что очень раздражало его жену.

      Ее я любила, как любила жен всех братьев и племянниц с племянниками. Мне нравилось видеть, как стайки детей с благословения тети Лидии носятся по комнатам, – дома им это не разрешалось.

      Старший из моих братьев, Антоний, обладал задатками великого человека, стать которым ему не позволила судьба. Но он был вполне готов к такой роли – прекрасно образованный, мудрый и закаленный воин.

      В моем присутствии Антоний лишь однажды совершил глупость, когда как-то очень недвусмысленно заявил, что Ливия, жена Августа, отравила супруга, чтобы возвести на трон своего сына Тиберия.

      Отец, кроме меня, единственный слушатель, строго сказал ему:

      «Антоний, никогда больше так не говори! Ни здесь, ни в любом другом месте. – Отец встал и неожиданно для себя самого изложил суть нашего с ним жизненного стиля: – Держись подальше от дворца императора, держись подальше от семьи императора, будь в первых рядах на состязаниях и обязательно в сенате, но не ввязывайся в их ссоры и интриги!»

      Антоний очень рассердился, но его гнев не имел отношения к отцу.

      «Я сказал об этом только тем, кому могу доверять, – тебе и Лидии. Мне противно обедать с женщиной, отравившей своего мужа. Август должен был восстановить Республику. Он знал, что его ждет смерть».

      «Да, и знал при этом, что Республику восстановить нельзя. Эта задача невыполнима. Империя разрослась до Британии на севере, вышла за пределы Парфянского царства на востоке; она охватывает Северную Африку. Если хочешь быть хорошим римлянином, Антоний, то встань и выскажись начистоту в сенате. Тиберий это приветствует».

      «Ох, отец, как жестоко ты заблуждаешься», – возразил Антоний.

      Отец положил конец спору.

      Но мы с ним жили именно по тем правилам, о которых он говорил.

      Тиберий не пользовался популярностью среди шумной римской толпы: слишком стар, слишком сух, лишен чувства юмора и к тому же пуританин и тиран одновременно.

      Но одно достоинство его извиняло. Помимо своей все возрастающей любви к философии и познаний в ней он был очень хорошим солдатом. Самое важное качество, необходимое для императора.

      Армия его высоко почитала.

      Он увеличил вокруг дворца число преторианских когорт, а для управления нанял человека по имени Сеян. Но он не стал вводить в Рим легионы и говорил чертовски хорошие слова о личных правах и свободе, если, конечно, вам удавалось не заснуть под его речи и услышать эти слова. Мне он казался ужасным занудой.

      Сенат сходил с ума от нетерпения, когда он отказывался принимать решения. Сами они не желали что-либо решать. Но все выглядело относительно безопасным.

      Потом случилось ужасное происшествие, заставившее меня возненавидеть императора