Пандора. Энн Райс

говорили то же самое. А Германик: – наследник императора и Imperium Majus на Востоке. Однако говорить, что будешь служить Риму под командованием красивого полководца, считается предательством».

      Я повернулась, чтобы уйти. Понимание событий не принесло утешения.

      «Мы доставим вас в разные города, – сказал Иаков, – к разным друзьям. И лучше не будем говорить, куда именно».

      «Не оставляйте меня, – попросил мальчик, – только не сегодня».

      «Ладно», – ответила я. Я повела его в каюту и закрыла дверь, вежливо кивнув Иакову, следившему за нами с рвением стража.

      «Чего ты хочешь?» – спросила я.

      Мальчик пристально посмотрел на меня и покачал головой. Он раскинул руки, повернулся, подошел и поцеловал меня. Мы предались неистовым поцелуям.

      Я сняла рубашку и упала с ним на кровать. Невзирая на по-детски нежное лицо, он был уже настоящим мужчиной.

      И дойдя до экстаза, что оказалось довольно легко, учитывая его феноменальную энергию, я почувствовала вкус крови. Я стала той, что пила кровь в моем сне, и расслабилась, но это ничего не меняло. Он вполне мог закончить обряды к собственному удовлетворению.

      «Ты богиня», – прошептал он, поднявшись.

      «Нет», – прошептала я. Начинался сон. Я услышала, как над песком поднимается ветер. Уловила запах реки. – Я – бог… бог, который пьет кровь.

      Мы совершали ритуалы любви, пока не лишись последних сил.

      «Веди себя с нашими хозяевами осмотрительно и предельно прилично, – сказала я. – Они никогда такого не поймут».

      Он кивнул:

      «Я тебя обожаю».

      «В этом нет необходимости. Как тебя зовут?»

      «Марцелий».

      «Отлично, Марцелий, ложись спать».

      Мы с Марцелием бурно проводили каждую ночь, пока наконец не увидели знаменитый Фаросский маяк; тогда мы поняли, что прибыли в Египет.

      Было совершенно очевидно, что Марцелия оставят в Александрии. Он объяснил мне, что его бабушка по матери еще жива, она гречанка, как и весь ее клан.

      «Не рассказывай мне таких подробностей, иди, – сказала я. – Желаю тебе быть мудрым и жить в безопасности».

      Он умолял меня пойти с ним. Он сказал, что влюбился в меня и хочет на мне жениться. Не важно, что я не могу иметь детей. Ему все равно, что мне тридцать пять лет. Я тихо смеялась, не желая его обидеть.

      Иаков опускал взор, но все замечал. А Давид отводил глаза.

      За Марцелием в Александрию последовал не один сундук.

      «Теперь, – обратилась я к Иакову, – не скажете ли вы, куда меня везут? У меня могут появиться свои соображения по этому поводу, хотя я сомневаюсь, что смогу придумать нечто лучшее, чем мой отец».

      Меня по-прежнему одолевали сомнения. Поступят ли они со мной честно? Особенно теперь, когда они видели мое непристойное поведение в отношении этого мальчика. Они же так религиозны.

      «Вы направляетесь в большой город, – ответил Иаков. – Лучше и быть не может. У вашего отца там есть друзья-греки!»

      «Как он может быть лучше Александрии?» – спросила я.

      «О,