Всё исправить. Павел Комарницкий

Поласкай меня, Леша. Если не в форме, не хочется… ничего больше не делай, не надо. А просто поласкай и все. Как кошку.

      Тон, каким это было произнесено… Чекалов сглотнул. Обычно Юля, желая получить мужнины ласки, просто и естественно приникала к нему, не тратя слов даром.

      – Ну что ты, Юль… ну чего ты…

      Ее тело, как всегда, было гладким и упругим. Плечо, высокая грудь с острым холмиком соска… живот… спина… гладко выбритый лобок… и еще ниже… Алексей вспомнил – в первый раз, когда Юля решилась, там была густая курчавая поросль. Когда же они расписались, все уже было гладким, как у младенца… «Но ведь тебе же так приятнее, Лешик, разве нет?»

      Желание возникло само собой. Видимо, невозможно ласкать молодую женщину и страдать. Почувствовав, она уже разворачивалась, обвила руками, припала к губам мягко и в то же время настойчиво…

      – Ну вот… – отдышавшись, пробормотал Чекалов, когда все кончилось. – Не получилось… как кошку…

      Юля, лежа на его плече, фыркнула раз, другой… Засмеялась тихим, почти беззвучным смехом. Спустя секунду Алексей осознал, что и сам смеется. Первый раз за эти страшные дни.

      – Дядь Сережа с теть Верой, наверное, уже дома… – отсмеявшись, произнесла Юля, глядя из-под мохнатых ресниц. Алексей задумчиво хмыкнул.

      – Как ехать будет…

      – Ну не в лесу же им ночевать.

      – Это да.

      Володькины родители сразу после похорон отбыли домой. На своей же машине, которой Володька владел по доверенности. Напрасно Чекаловы уговаривали их ночевать. «Поедем мы, ребята, вы уж не обижайтесь. Там корова у нас… кот вон у Веруши… словом, будет легче. А здесь ничего, кроме лишних соплей не предвидится, и вам мало радости… так что поедем. Хорошо, права я с собой взял»

      – Своим звонила?

      – Ага… Все нормально у них.

      Родители жены проживали в Самаре, еще недавно бывшей Куйбышевом, со старшим братом, в своем доме на окраине большого города. На берегу Волги, кстати… как говорит Юлька, «тем самым совмещая преимущества городской и сельской жизни, а равно и приморского курорта»

      – Как все же похожа на поезд вся эта жизнь… – медленно, будто в трансе, вдруг произнесла Юля. – Кто-то садится, а кто-то выходит. И нет стоп-крана, и нельзя дать задний ход… Сколько людей отдали бы все, лишь бы дать задний ход?

      Ее глаза чуть мерцают в полутьме.

      – Я спираль нынче сниму, Лешик.

      – Какую спираль? А… ага… ну, тебе видней… таблетки хотя, говорят, вреднее.

      – Ты не понял, Леша. И никаких таблеток.

      Она глубоко вздохнула.

      – Это для таких, как Карина, «пока не время». А для нас время, Леша. Потому как поезд идет, не замедляя хода.

      И вновь она права на все сто, всплыла мысль. Никакая злобная реальность не должна мешать продолжению жизни.

      – Да, елки-палки, в войну рожали, и ничего! – улыбнулся Чекалов. – Так что давай. Я буду только рад.

      – Я в тебе и не сомневалась, – тихо, серьезно ответила она, так, что Алексея захлестнуло горячей волной.

      – Юля, Юль…

      –