Пора, мой друг, пора. Василий П. Аксенов

он.

      – Это какой-то бездарный алкоголик сочинил, а не Есенин.

      Вдруг он затормозил так резко, что я чуть не стукнулся лбом о ветровое стекло.

      – Ты чего?

      – Давай отсюда, выматывай!

      – Рехнулся, друг?

      – Выматывай, говорю! Знаток нашелся. Есенин, не Есенин…

      Он выругался, и губы у него дрожали от обиды. Я вылез из машины.

      – Ладно, я пешком дойду, но только ты пойми, что это не Есенин. Ты, друг, вызубрил стихи, как попка, а золота от дерьма отличить не можешь.

      – Спрячь свои паршивые гроши! – заорал он, выкатывая глаза, и захлопнул дверцу.

      Я поднял воротник, засунул руки в карманы и пошел по шоссе, потом обернулся и посмотрел, как он разворачивается. Потом пошел дальше по лунным пятнам, по качающимся теням, с холодом в душе из-за этой ссоры. Минут через десять я услышал шум мотора сзади и обернулся. Фары из-за поворота описали дугу по елкам, делая их из черных зелеными, показалась машина, это было мое такси.

      – Садись, – сказал шофер.

      Я молча сел с ним рядом.

      – Я сейчас рифму разобрал, может, ты и прав, может, это и не Есенин. Должно быть, действительно какой-нибудь алкаш сочинил… Ты с «Мосфильма»? – через минуту спросил он.

      Я кивнул.

      – А я сам питерский. Питер бока повытер, – печально подмигнул он. – Женку прогнал и сюда подался. Здесь мне не пыльно.

      – Чего так? – хмуро спросил я.

      – В торговле она работала, понял?

      – Ну и что?

      – Я же тебе говорю, в торговле она работала и левака дала с завмагом.

      – А!

      – Ничего не понимаю, – сказал он, тараща глаза на дорогу. – Ничего не понимаю, хоть ты убей.

      Я всунул ему в рот сигарету и дал огня. Он неумело запыхтел.

      – Ничего не понимаю. Завмаг такой толстый, старый, а она девчонка с тридцать девятого года.

      – Баб не поймешь, – сказал я.

      – Верно. Бабу, может, труднее понять, чем мужчину.

      – Плюнь, – сказал я. – В конечном счете выгнал – и правильно сделал. Найдешь здесь себе эстоночку.

      – Как же, найдешь! Не допросишься.

      – Давай организуем союз русских холостяков, а?

      Он засмеялся.

      – Тебя как зовут?

      – Валя.

      – А меня Женя. Давай повстречаемся, а?

      – Давай.

      – Вот этот телефон запиши. – Он ткнул пальцем в дощечку справа от руля.

      На ней было написано: «Как вас обслужили, сообщите в диспетчерскую по телефону 2-41-59». Я записал.

      Показалось модернистское здание мотоклуба.

      – Пока, – сказал я. – Обязательно позвоню, Женька.

      – Будь здоров. – Он протянул мне руку. – Понимаешь, жить без нее не могу, без Люськи.

      Он сдвинул фуражку на затылок, и я увидел, что он лыс.

      – Не психуй, Женя, – сказал я. – Все устроится.

      Во дворе мотоклуба стояла вся наша техника: темные туши «тон-вагена» и «лихт-вагена», «ГАЗ-69», автобус, а над всем этим, как шея загадочного жирафа, повисла стрела операторского крана. На балконе, освещенный