Добрые предзнаменования. Нил Гейман

не перехватывал ничего подобного в Лондоне, – сказал Азирафель.

      – Именно. Это доказывает, что я прав, – отозвался Кроули. – А вот то самое место. Я помню львов перед воротами.

      Фары «Бентли» выхватили из темноты двух каменных львов и заросли рододендронов вдоль аллеи. Под шинами заскрипел гравий.

      – Мне кажется, еще слишком рано наносить визит монахиням, – с сомнением в голосе сказал Азирафель.

      – Ерунда. Монахини чуть свет на ногах, – возразил Кроули. – Что там у них по распорядку – утреня? Или я путаю, и это какая-то посуда?

      – Фи, как грубо, – сказал ангел. – Не надо так шутить.

      – Да ладно тебе. Я же говорю, они из наших. Черные монашки. Нам нужна была больница по соседству с военной базой, вот и все.

      – Не понял.

      – Ты что думаешь – жены американских дипломатов всегда рожают у черта на рогах, в маленьких больницах при монастыре? Все должно выглядеть естественно. В Нижнем Тэдфилде есть военная база, она поехала туда на открытие, тут все и началось. Военный госпиталь не готов ее принять, и тут подворачивается наш человек и очень кстати говорит: «Есть тут одно местечко неподалеку» – и все дела. На мой взгляд, неплохо сработано.

      – Если не считать пары мелких деталей, – вставил Азирафель.

      – Так ведь почти получилось, – возмутился Кроули, почувствовав, что должен вступиться за честь фирмы.

      – Видишь ли, в зле всегда заложены ростки его поражения, – сказал ангел. – Сама его природа – отрицание, и именно поэтому включает в себя уничтожение даже в минуты кажущейся победы. И не имеет значения, насколько его план грандиозен, отлично спланирован, защищен от ошибок – по определению, свойственная злу греховность обрушится на самих злоумышленников. И не имеет значения, насколько они преуспеют в делах своих, ибо в конце сами они призовут гибель на головы свои. И замыслы их разобьются о скалы неправедности, и низринутся они в пучину забвения, и исчезнут бесследно.

      Кроули задумался.

      – Да нет, – сказал он наконец. – Готов поспорить, кто-то просто свалял дурака. Ого!

      Он тихонько присвистнул.

      Усыпанная гравием площадка перед входом была сплошь заставлена машинами. И они не походили на машины монашек. «Бентли» был посрамлен начисто. Многие из этих машин могли похвастаться гордым «турбо» или «гранд» в названии и телефонными антеннами на крыше. И почти всем было меньше года от роду.

      У Кроули зачесались руки. Азирафель исцелял велосипеды и сращивал кости; а он жаждал стащить пару-другую магнитол, спустить пару-другую шин и прочее в том же духе. Но он устоял перед соблазном.

      – Ну и ну, – сказал он. – Помнится, раньше машиной для монашек был «Моррис-мини». Как раз вмещалось четыре штуки.

      – Не может этого быть, – сказал Азирафель.

      – Может, они приватизировали монастырь? – предположил Кроули.

      – Или ты приехал не в то место.

      – Это то место, я точно говорю. Пошли.

      Они вышли из машины. Через тридцать секунд кто-то пристрелил их обоих. Со снайперской меткостью.

*