Добрые предзнаменования. Нил Гейман

ухитрился подобраться еще ближе, нашел в покосившемся заборе дыру от вывалившегося сучка и заглянул в нее одним глазом.

      – Это как с великом, – авторитетно заявил первый голос. – Хочешь получить велик с семью скоростями, с узким седлом, фиолетовый, все такое – а тебе дарят голубенький. С корзинкой. Девчачий велик.

      – Ну, ты же девчонка, – сказал другой.

      – Это дискринация просто, вот что. Когда дарят девчачьи подарки только потому, что ты девчонка.

      – А у меня будет собака, – твердо заявил Хозяин.

      Хозяин сидел спиной, и пес не мог разглядеть его лица.

      – Ага, такой большущий роттенвейлер, что ли? – с уничтожающим сарказмом спросила девочка.

      – Нет, это будет собака, с которой можно поиграть, – сказал Хозяин. – Не большая собака…

      (…глаз в зарослях крапивы стремительно рванулся к земле…)

      – …а щенок, но очень умный, и чтоб мог залезть в кроличью нору, и чтоб одно ухо у него всегда заворачивалось как наизнанку. И настоящая дворняжка, вот. Породистая дворняжка.

      Четверо в карьере не слышали негромкое «бум!» на краю карьера. Такое «бум!» может получиться, скажем, когда воздух внезапно заполняет вакуум, образовавшийся в результате превращения очень большой собаки в не очень большую.

      А совсем тихое «щелк!» сразу за «бум!» вполне могло быть вызвано тем, что одно ухо у нее вывернулось наизнанку.

      – А назову я его… – сказал голос Хозяина, – я назову его…

      – Ну? – спросила девочка. – И как же ты его назовешь?

      Пес неподвижно замер. Настал тот самый момент. Момент Наречения. Сейчас он получит цель в жизни, узнает свое назначение, станет самим собой. Его глаза – значительно ниже над землей – засветились тусклым красным огнем, и слюна закапала на крапиву.

      – Я назову его Бобик, – решительно сказал Хозяин. – С таким именем – никаких проблем.

      Адский пес застыл. В глубине своего дьявольского собачьего сознания он понимал, что что-то здесь не так, но не мог ослушаться, и внезапно проснувшаяся огромная любовь к Хозяину преодолела все дурные предчувствия. В конце концов, кто решает, какого ему быть роста?

      И он поскакал вниз по склону навстречу своей судьбе.

      И странное дело – ему и раньше хотелось бросаться на людей, но теперь он вдруг понял, что, вопреки всем ожиданиям, ему хочется при этом вилять хвостом.

* * *

      – Ты же говорил, что это он! – простонал Азирафель, рассеянно подбирая пальцем остатки крема с лацкана. Он облизал палец.

      – Это был он, – сказал Кроули. – То есть, я-то знаю, правда ведь?

      – Значит, вмешался кто-то другой.

      – Кто другой? Кроме нас, больше никого нет, так? Добро и Зло. Или одно, или другое.

      Кроули ударил кулаком по рулю.

      – Ты даже представить не можешь, что с тобой могут сотворить там, внизу, – сказал он.

      – У меня сильное подозрение, что это не сильно отличается от того, что могут сотворить там, наверху, – заметил Азирафель.

      – Да