Начни с двенадцатого стула. Журавлева Оксана Владимировна

не занимают и бедным негром все считают.

      Так вот каждый выходной люди матрацы покупают, или все в музей сбегают. Но есть в Москве категория людей, которым нет дела до уникальных вещей. Они не интересуются живописью и архитектурой. Они приходят глянуть на халтуру, разевают рот до потолка, повторяя эти лишь слова:

      – Эх! Люди жили!

      Им не важно знать, что стены расписаны Пюви де Шаваном. Им важно знать, сколько это стоило болвану. Они поднимаются по мраморным лестницам с одной мыслью в голове: «Сколько здесь стояло лакеев? И получали ли они чаевые вообще?»

      В столовой, обшитой дубовой панелью, они не смотрят на резьбу. Их мучает одна мысль, что в еде у купца было в ходу. И сколько это стоило при нынешней дороговизне. Очень много таких людей в жизни.

      А тем временем, Лиза бежала по улице, глотая слезы на ходу. Она думала о своей счастливой и бедной жизни. «За пазухой» у мужа и в быту.

      – «Ах, если бы еще стол и стулья – это было бы богатством обоюдным».

      Как ей есть сейчас хотелось, в мыслях куры завертелись. Бутерброд с икрой купила и, краснея, проглотила. Лиза вытерла платочком рот и смахнула крошки. Стало как-то веселей и смешно немножко. Домой идти ей не хотелось, и она музеем загорелась. Двадцать копеек болталось в кармане, и этого хватило до финала. Ноги где-то минуты за три в помещение ее занесли.

      На грани двух миров проходит борозда. Она сопоставляет два разных образа. Мир нынешних лакеев, живущих в забытье, довольные матрацом, портером на стене. Их престарелой бабке, живущей в нищите где-нибудь на юге, а, может, в полыне.

      И мир богов от солнца, кто жил лишь для себя, имея то богатство, что в сказке короля. Мир ненасытной жадности и алчности господ. Тот мир богатых отроков был как упрек веков. Все возводилось в рамке музеев и столиц. И люди восхищались творенью без границ. Это были комнаты, поставленные Павловским ампиром, мебелью чудесной, успокаивающей взгляд вампира. Лизу сразу поразил стол морских дальних глубин. Это был не стол, а площадь Театральная. А пара тройка лошадей как десяток мелких вшей. По углам стояли кресла, и на них висело солнце. Отдыхали в полдень жаркий в персиковой тесноте, колоннад ряды в огне. Посетители блуждали, словно козы на лугу. Каждый блеял про себя: «Ну и жизнь у них была!»

      Дивясь и млея, Лиза вниз посмотрела. Там, в соседнем зале с гордой головой блуждали, Бендер, и старик папаша плелся, будто не ел каши. Тут уж Лиза разогналась и к знакомым вмиг пробралась. Она бежала мимо залов и эпох. И наконец-таки наткнулась на двух искателей дров.

      – Здравствуйте! – сказала Лиза.

      На лице их была мина, еще несколько минут и взорвется все вокруг.

      – Ладно, мы провинциалы, – сказал Бендер, торопливо. – Но, а вас, как судьба прямь к нам в руки занесла.

      – Я поссорилась с супругом, и теперь брожу одна, как опасная чума.

      – Ну, покинем этот зал, – коротко Остап сказал.

      – А я его не посмотрела, – сказала, Лиза, не краснея.

      – Начинается, – шепнул Остап на ухо Ипполиту.

      И,