Мольберт в саду Джоконды. Антон Леонтьев

мой! Леонардо мой!

      Дверь внезапно захлопнулась, и из-за нее донеслись все те же слова, только уже на французском, впрочем, речь вскоре стихла.

      Постояв, Лиза пожала плечами и громко сказала по-русски:

      – Мне очень жаль, что мы вас потревожили…

      Ну, Степа к этому причастен не был, поэтому она исправилась:

      – Что я вас потревожила. Если вам нужна помощь, скажите, что мне сделать.

      Тишина, хотя Лиза не сомневалась, что странный сосед, прильнув к двери с обратной стороны, жадно ловит каждое ее слово.

      – И уверяю вас: они меня к вам не посылали! Кто эти «они», я, вообще, не знаю!

      За дверью снова что-то бабахнуло, но ответа на ее тираду не последовало, и Лиза, пожелав соседской двери доброй ночи, подошла к своей.

      В том, что Степан наблюдал за ней все это время, она тоже не сомневалась, поэтому произнесла:

      – Как видишь, оборотень оттуда не выпрыгнул. Ну да, ведь до полнолуния еще далеко. Так что бог миловал. Вернее, черт. Ну, ты откроешь, Степа, или мне придется проситься на ночлег к нашему эксцентричному соседу?

      Замок, задребезжав, провернулся, и Степан приоткрыл ей дверь. Впрочем, едва ли больше, чем на треть.

      Однако, когда она оказалась в коридоре (и он, тотчас захлопнув дверь и снова заперев замок на ключ, а потом перепроверив, дергая ручку, что они надежно отгорожены от подъезда, прижал ее к себе и произнес, вновь став прежним Степой – милым, чутким и милым, – своим обычным голосом:

      – Лизок, ну ты даешь! С местными парижскими сумасшедшими общаешься…

      Он поцеловал ее в губы, причем властно и долго, а Лиза, вывернувшись из его объятий, ответила:

      – С сумасшедшими? А ты уверен, что это не оборотень, зомби или, на крайний случай, вампир?

      – Такими вещами не шутят, Лизок! Потому что бывает то, чего и быть не может! И на твоем месте я бы соваться в чужие дела не стал…

      Но все дело в том, что Степа не был на ее месте, а был на своем.

      И Лиза вдруг задумалась, так ли уж точно она хочет, выйдя за Степу замуж, переместиться со своего места на место его.

      А хочет ли она вообще выходить за него замуж?

      Странно, но ведь эту поездку Степа и организовал после того, как она приняла его предложение.

      Но принять предложение не значит поставить подпись в ЗАГСе.

      – Ты у меня смелая, Лизок! А я трусишка! Ну да, такой вот я, как все мужики… Сама знаешь, какая русская баба…

      Кажется, кого-то мучила совесть, кому-то было стыдно. Или, впрочем, кто-то кусал себе локотки, потому что выставил себя в дурацком свете.

      И этот такой родной кто-то теперь пытался реабилитировать себя в глазах своего Лизка, покрывая ее лицо поцелуями и, кажется, на полном серьезе намереваясь заняться с ней сексом в прихожей парижской квартиры.

      Перед дверью, за которой располагалась еще одна дверь, а за той некто, прильнув большим морщинистым ухом, внимал каждому слову, вздоху и стону, который доносился до него.

      Некто – или нечто.

      – Извини, Степа, но