Алмазный эндшпиль. Елена Михалкова

а Моня кипел и булькал, как камчатский гейзер, но поделать ничего не мог.

      Майя села за свой стол, разложила срочные заказы, поглядывая в салон. В их с Семой каморке одна стена и дверь были стеклянные. Моня Верман утверждал, что клиентам нравится смотреть на работу ювелиров. А Майя любила исподтишка наблюдать за посетителями салона «Афродита».

      Это место было хорошо известно в Москве. Владел им предприниматель Аман Купцов, хозяин сети недорогих ювелирных магазинов. Но «Афродита» стояла особняком среди них.

      Сюда наведывались настоящие ценители камней, сюда приносили украшения на переделку, сюда шли купить стоящие бриллианты, которые Моня разыскивал по всему миру.

      В конце концов, здесь хозяйничал Моня Верман!

      – Сема, к нам по проспекту телепается какая-то баба, – нараспев сообщил Верман.

      – И я чувствую, она идет не за просто так.

      – Фу, Моня, что за жаргон, – поморщился Сема.

      – Да, я вижу даму. Дама благородной наружности, чтоб я так смотрелся, как она.

      – А шо я такого сказал? – возмутился Моня.

      – Шо такого? Я разве спорю, что это дама? Моя тетя Рая из Одессы выглядела очень даже похоже до тех пор, пока не переехала на Брайтон-Бич.

      – А что с ней случилось на Брайтон-Бич? – заинтересованно спросил Яша.

      – Да помэрла, – флегматично отмахнулся Моня.

      – Не вынесла расставания с малой родиной. Порвалось сердце от грусти.

      – Что ты говоришь, Моня! – воскликнул Сема.

      – Твоя тетя Рая из Одессы скончалась оттого, что в нее врезался молочный фургон на переезде.

      – Вот я и говорю, – подхватил Моня.

      – Сердце разорвалось от грусти. Разве мог в Одессе въехать в тетю Раю какой-то поц на фургоне?

      Звон колокольчика положил конец их спору. Дверь широко распахнулась, впуская внутрь посетительницу в облаке духов и автомобильной гари.

      Сема с Моней, утратив всю шутливость, одновременно поклонились вошедшей, и первый исчез в подсобной каморке, где сидела Майя, а второй выжидательно замер за прилавком. Яша, повинуясь незаметному знаку дядюшки, притулился в углу и не отсвечивал: учился.

      Дама благородной наружности, как выразился Сема, хоть и несколько мужеподобная, твердыми шагами прошла к витрине, не ответив на приветствие, и нависла над ней. Глаза навыкате впились в украшения, выложенные на темно-синей подложке. Пальцы в бархатных перчатках слабо шевелились, будто самостоятельно решая, что же схватить. На среднем пальце, плотно насаженный на ворсистую ткань, красовался толстый, как шмель, перстень с хризолитом.

      Все ждали выхода Мони. Но Моня пока молчал. Другой на его месте уже давно поинтересовался бы, чего хочет клиентка, но Моня молчал: почтительно, внимательно, но без малейшего оттенка выжидательности. Боже упаси торопить покупательницу, боже упаси!

      Это было не томление консультанта, мающегося от безделья и ждущего – когда же, когда же, наконец, к нему обратится медлительный клиент. Нет, Моня Верман молчал профессионально,