Убить Батыя!. Наталья Павлищева

ты тот заговор знаешь?

      – Может, и знаю…

      Я не вынесла, тихо зашипев:

      – Превращал?

      – Угу.

      – Ну и как?

      – Что как? Фигурка красивая, ножки стройные, попка круглая, грудь тоже…

      Во мне росло возмущение, я чуть не закипела, а сотник насмешливо добавил уже громче, потому что ратники вокруг притихли, внимая его словам:

      – Только вот одно плохо…

      – Что?! – ахнул, кажется, тот же Тереша.

      – Рыба, она и есть рыба. Тиной пахнет и холодная.

      Кто-то передернул плечами, кто-то сплюнул, кто-то сердито заворчал. Они уже, видно, размечтались, как устроят ночной налет на девичье русалочье царство, как Вятич превратит русалок в красавиц не только сверху, но и снизу… А тут такой облом!

      – Ты обнимался, что ли, с ними, что знаешь?

      Помимо моей воли, вопреки ей, как я ни старалась сдержаться, в моем голосе все-таки прозвучали ревнивые нотки.

      Вятич вдруг притянул меня к себе, крепко обнимая за спину, и зашептал на ухо:

      – Я что, дурак с рыбиной обниматься? И пробовать не стал бы.

      – А чего же…

      – А что я должен сказать, что это здорово, чтобы они туда толпой рванули и неприятностей себе нажили? Настя, нам надо где-то в деревнях останавливаться хоть изредка, особенно таких, где мужиков мало осталось. Все спасибо скажут, и деревенские тоже.

      Он уже отстранился, а рука все оставалась на спине, словно забыв вернуться. Я против не была.

      Утром к нам вдруг подошел старый сотник Девят и тихо сказал:

      – Вятич, ты того… Настю береги. Чтоб только ты и никто другой. Понял?

      – Понял, – каким-то глухим голосом ответил ему Вятич.

      – Добро, – кивнул Девят и удалился.

      Я осталась с открытым ртом.

      – Чего это он?

      – Ты же слышала, сказал, чтобы я к тебе никого не подпускал.

      – А самому, значит, подходить можно? – ехидство всегда было одним из моих способов защиты.

      – Самому можно, и даже очень близко. Иначе кто будет тебя попоной от остальных прикрывать? – Глаза Вятича твердо глянули в мои, и я утонула… – А попка у тебя круглая и грудь крепкая, куда там русалкам!

      Сказал и пошел прочь, ведя лошадь в поводу. И что делать – злиться, ругаться… Ни того, ни другого не хотелось, но не ответить я не могла!

      – Когда это ты заметил?

      – Подозревал давно, а вчера убедился.

      – Где?!

      – Грудь в разрез рубахи было хорошо видно, а попку нащупал ночью. Эй, Давыд, чего подпругу так подтянул, лошади же неудобно! – сотника уже не было рядом, а я действительно не знала, плакать или смеяться. Если честно, то где-то в глубине было приятно и почему-то хотелось, чтобы сотник распустил руки…

      Но он не распускал, а когда мы действительно останавливались в деревне, то старался пристроить меня на печке или еще где удобней, но куда самому хода никакого нет. Ратники относились к такому поведению уважительно. Я действительно была недосягаема для всех, кроме Вятича, но тот посягать на мою честь не собирался. Меня интересовало