Ваш муж мертв. Джейн Корри

другой голос. – Нам нужно точно знать, можно ли ей есть.

      Они говорят обо мне? В животе у меня нестерпимо ноет от голода. После приступа у меня обычно просыпается волчий аппетит. Я уже собираюсь подать голос, как вдруг раздается высокий, непрерывный звук, от которого волоски на моей руке встают дыбом. По крайней мере, этот звук исходит не от тех аппаратов, к которым подключена я. Хотя мне ничего не видно, но я слышу напряженные голоса и движение в палате. «В реанимацию. Быстро!»

      Я искренне сочувствую этому незнакомому пациенту. Мне и самой доводилось несколько раз побывать в реанимации.

      Кто-то другой – кажется, моя соседка слева – разговаривает по телефону. У нее старческий, дребезжащий голос. «Так вот, доктор говорил мне принимать эти таблетки. Он говорил – по две. Каждый день. Вот я и делала так, как он говорил. А теперь другой врач говорит, что нужно было что-то еще».

      Я уже и забыла, как шумно бывает в больнице, хотя в последний раз мне довелось побывать там не больше двух месяцев назад. Это было в Девоне, до того как до моих клиентов дошли слухи о моей болезни и мне пришлось снова уехать.

      – Вики?

      Занавеска отодвигается в сторону. Почему больничный персонал всегда разговаривает с тобой так, будто они хорошо тебя знают? В машине «Скорой помощи» это действовало успокаивающе, но сейчас мне не очень приятно такое обращение.

      – Как вы себя чувствуете?

      – Хорошо.

      Я приподнимаюсь на локтях, морщась от боли. Устроившись поудобнее, я обнаруживаю на одной руке огромный синяк – должно быть, ударилась во время судорог под скамейкой.

      – А где моя одежда?

      – Она была вся порванная и испачканная после того, что произошло. Но вы не беспокойтесь. Мы с этим потом разберемся.

      Меня охватывает паника.

      – Но мне нужно что-то надеть, чтобы пойти домой.

      – Боюсь, мы не можем выписать вас, если за вами некому присмотреть как минимум в течение двадцати четырех часов после приступа.

      Медсестра снова поглядывает в свои записи.

      – Здесь отмечено, что у вас нет никаких близких родственников. Может быть, есть соседка или подруга, которой вы можете позвонить?

      И вдруг я все вспоминаю. То событие – вернее, события, которые меня так расстроили. Дэвид. Полиция. А потом та девушка на прогулке.

      – Я могу побыть и одна, все будет в порядке. Я делала так раньше.

      Это правда. Я лгала в других больницах, что дома у меня кто-то есть. Я запоздало понимаю, что следовало сделать так и на сей раз.

      – Это может быть опасно. – Она говорит так, словно со мной все это случилось впервые. Что ж, она еще очень молода. Может, я ее первый подобный случай. – То, что с вами произошло… ведь это все очень травматично.

      Я стараюсь говорить как можно увереннее:

      – Для меня лучше не зацикливаться на приступе: я просто пью свои таблетки и надеюсь, что со мной это никогда больше не повторится.

      Суеверие заставляет меня замолчать и постучать по дереву.

      – Если вы сейчас проходите лечение,