Отречение. Мария Донченко

схватиться за оружие, но ему это не помогло…

      – Уходим, – скомандовал Черняев с лестницы, – без стрельбы не обошлось, переполошили весь город, сейчас подтянутся…

      На балконе второго этажа стоял никем не замеченный сын Келлера и целился из пистолета в спину Виктору.

      Увидела его Матрёнка.

      Девушка выстрелила не целясь, поняла, что попала, но не насмерть, когда мальчишка заорал, падая и хватаясь за ногу…

      – Уходим!..

      Что было потом, как они уходили, Матрёнка запомнила плохо. Помнила, что они сутки скрывались в болоте, и до своих она добралась с двусторонним воспалением лёгких.

      Несколько дней девушка находилась в бреду на грани жизни и смерти. Антибиотиков, за год до того появившихся в Советском Союзе, в отряде не было.

      Когда Матрёнка пришла в сознание, Виктор уже ушёл на следующее задание. Партизаны рассказали, что он заходил к ней попрощаться.

      – Кризис миновал, будешь жить, дочка, – сказал ей врач, – до ста лет будешь жить…

      Так она и живёт с тех пор, может и до ста – как получится… А вот с Витенькой больше встретиться не довелось.

      В тот день врезался ей в память диалог Виктора с бойцом по имени Тимофей.

      – Зря щенка не добили, товарищ командир, – говорил ему боец.

      – Да ладно, – махнул рукой Виктор, – может, ещё человеком вырастет.

      – Фашистом он вырастет, – зло возражал Тимофей, – гадёныш он и есть гадёныш… Немец, что с него взять.

      – Немцы тоже разные бывают, – отвечал командир.

      – Фашисты они и есть фашисты, – пробурчал боец.

      – А как же Тельман? А Маркс и Энгельс? – спросил Черняев.

      Тимофей не ответил. В Белоруссии у него оставалась семья, и он два года ничего о ней не знал.

* * *

      Год 1993. 4 октября. Москва, Красная Пресня.

      Арнольд Келлер сидел в крутящемся кресле в одном из зданий комплекса американского посольства, покачивая пальцами набалдашник трости и полуприкрыв глаза, так что непосвящённому наблюдателю могло показаться, что он дремлет. Но Калныньш, хорошо изучивший повадки шефа, знал, что тот внимательно слушает его доклад. Марка не могла обмануть расслабленная поза начальника, и он пытался по мимике губ Келлера угадать, доволен тот или нет, хотя и это удавалось далеко не всегда.

      Келлеру исполнилось шестьдесят два года, но он был бодр, полон сил и на пенсию не собирался.

      От канонады в здании дрожали стёкла, но оба они, начальник и подчинённый, слушали этот грохот, как слушают самую милую сердцу музыку.

      …Снайперов Калныньш расставлял и инструктировал лично. Он сам ползал по крыше посольства, выбирая сектора обзора, и теперь стоял перед шефом в пыльном и измятом костюме – но в таких обстоятельствах это было не только простительно, но и похвально.

      Снайперы были прожжёнными профессионалами – зная, что работать придётся по безоружным людям и работать так, чтобы удобнее было свалить жертвы на красно-коричневых, Марк с самого начала отбросил мысль привлечь, как он выражался, «дурачков» из числа националистических