По голгофским русским пригоркам. Статьи о писателях. Виктор Боченков

на чужбине, но и те, кого с Аввакумом объединил один страдальческий путь, одно родство «хождения по мукам»…

      Наш спор – не духовный

      О возрасте книг.

      Наш спор – не церковный

      О пользе вериг.

      Наш спор – о свободе,

      О праве дышать,

      О воле Господней

      Вязать и решать.

      Конечно, Варлам Шаламов, «Аввакум в Пустозерске».

      Предметный ряд первого четверостишия со всем материальным (книги, вериги) отрицается и сменяется во втором целым комплексом идейных постулатов.

      Удивительно и с другой стороны совершенно неудивительно, как этот Аввакумовский путь – до самого костра – объединил столь разных русских людей, изгнанников и оставшихся на родине мучеников. Объединил потому именно, что не был пустым результатом упрямства. Фанатизм – феномен последних атеистических столетий. Он несвойственен ни древнеримским мученикам, ни русским страдальцам за веру. Как подчёркивал уже на излёте советских лет академик Александр Панченко, «древнерусский человек в отличие от человека просветительской культуры жил и мыслил в рамках религиозного сознания. Он “окормлялся” верой как насущным хлебом. В Древней Руси было сколько угодно еретиков и вероотступников, но не было атеистов, а значит, и фанатизм выглядел иначе» («Боярыня Морозова – символ и личность»).

      Но к Богу дорога

      Извечно одна:

      По дальним острогам

      Проходит она.

      Пустозерский костёр превращается в экзистенциальный символ, за которым возникают вопросы о смысле жизни и предназначении человека. О выборе пути. Надо ли идти этой дорогой, если в конце будет огненная точка, а за ней небытие? И что в результате, если пройдёшь и претерпишь?

      Нет участи слаще,

      Желанней конца,

      Чем пепел, стучащий

      В людские сердца.

      Обычный человек из кожи и костей, с желудком, печенью и селезёнкой – всё как у всех – становится вдруг человеком-идеей.

      Пусть стучит этот пепел.

      В этой способности отзываться в поколениях – секрет памяти и залог её бессмертия.

В кривом зеркале отвлечённой философии

      Аввакум и старообрядцы отстаивали идею преемственности русского взгляда на церковное устройство, освящённое Стоглавым Собором. Отсюда совершенно особое место в русской историософии обретает это событие 1551 года, отринутое церковными реформаторами. «Ох, бедная Русь, чего-то тебе захотелось латинских обычаев и немецких поступков». Что протопоп Аввакум проявил себя как последовательный русский националист, обратил внимание уже в советские годы писатель Всеволод Никанорович Иванов. Тоже, как и Арсений Несмелов, эмигрант (впрочем, вернувшийся потом из Китая; есть версия, что разведчик). Его очерк «Оправданный Аввакум» входит в сборник «Огни в тумане: Думы о русском опыте», увидевший впервые свет в Харбине в 1932-м. В нём такие слова: «Причина этого двухсотпятидесятилетнего пренебрежения к страданиям протопопа Аввакума со стороны русского общества лежит