По голгофским русским пригоркам. Статьи о писателях. Виктор Боченков

это она не сама, дворник. Войну они пережили. Когда Елена Аркадьевна умерла, Пётр Петрович своими руками обработал для её могилы надгробие, а рядом поставил гранитную стену, на которой высек слова в память о собаке. Пса звали Дар. И здесь рассказчик тоже стремится подчеркнуть, что кладбище и могилу ему указали, хотя прямого намека, что он здесь побывал, всё увидел сам, нет. Это подразумевается. Важен сделанный акцент на достоверность свидетельства: к могиле, к стене можно прийти, всё самому прочитать. Кладбище потом сравняли и на его месте построили жилой район.

      На последних страницах «Дома» примирились наконец-то Егорша и похороненный на пекашинском кладбище старовер Евсей Мошкин, ещё один тихий праведник, не способный никого обидеть человек. В самом конце романа, спившийся, он, Евсей, упал в силосную яму, сломал ногу и пролежал там три дня, пока его не отыскал Михаил Пряслин. На его вопрос, почему не кричал, не орал что есть силы, он отвечает коротко: «Страданьем, Миша, грехи избывают…» Что это как не «митякарамазовское» «пострадать хочу, и страданием очищусь»? Уже погребли Евсея Мошкина, едет Егорша с молодым своим напарником на машине. «…И вдруг впереди картинка из времен царя Гороха: древняя бабка, вышагивающая с клюкой. Вмиг догнали, дали тормоза». Выясняется, что на кладбище она в Пекашино идёт – «по обвету», то есть по обету. Как Соломида ходила в Пустозерск…

      – На могилке у Евсея Тихоновича положила побывать.

      – Зачем?

      – Зачем на могилке-то? А для души. Праведник большой был.

      Смешно молодому шофёру. «А Егорша вдруг присмирел, притих, задумался, а потом и с машины слез».

      На кладбище он отправился рано утром, тайком. «…Подрыл с боков песок, придав холмику форму прямоугольника, а затем выстлал её плитами беломошника, который неподалеку нарезал лопатой. Но и это не всё. Сходил к болоту, отыскал там зелёную кочку с брусничником, на котором краснело несколько мокрых от росы ягодок, срезал её, перенёс на могилу».

      – Ну вот, старик, – сказал неверующий Егорша вслух, – всё что мог для тебя сделал. – Потом усмехнулся. – По твоей вере дак скоро увидимся, а я думаю, дак оба на корм червям пойдём. Здесь, на земле, жить надо.

      Ничего как будто не изменилось в человеке. Он остался при тех же своих взглядах, какие высказывал «чокнутому религией» Мошкину ещё в грубом своём споре в пятой главе второй части романа «Две зимы и три лета», когда «всё лаем да пыткой» обвинял его в лицо, что он, мол, «неважно.., поп или не поп, а факт остаётся фактом: антисоветский элемент». И в то же время изменилось. Обратно Егорша пошёл и лопату понёс, уже не прячась. Зачем он решил обустроить могилу? Ему стало нужно, чтобы всякий приходящий видел – здесь действительно похоронен праведник…

      Старообрядческая тема в тетралогии лишь изредка приоткрывается: через того же Евсея Мошкина, через образ Марфы Репишной, через отдельные фразы. Пекашинцы – потомки старообрядцев. «Пекашино распознают по лиственнице – громадному зелёному дереву,