В зеркалах воспоминаний. Алексей Букалов

с ним. Он согласился на это благодаря Юлии Абрамовне. Во время его пребывания в Москве мы были приглашены на ужин с его участием. Были еще какие-то друзья, он со всеми общался, задавал много вопросов, выяснял всё, что ему было интересно. Я, помню, рассказал свежий анекдот. О том, как Никсон, американский президент, приезжал в Москву. Его встречал Брежнев, они много общались. А перед отъездом Брежнев спросил его о впечатлениях о поездке. «Мне было очень интересно, господин Брежнев, – ответил Никсон и недипломатично добавил: – Но со свободой слова у вас плоховато». – «Что вы имеете в виду?» – спросил Брежнев. «Ну, вот, например, в моей стране, в Вашингтоне любой человек может выйти к Белому дому и сказать: «Никсон дурак». И никто его не накажет. «Ну, у нас тоже любой человек может выйти на Красную площадь и сказать «Никсон дурак». Все засмеялись. Засмеялся и Джанни.

      Но у этой истории было странное продолжение. Через несколько месяцев после этой поездки, уже после смерти Джанни, его дочь опубликовала отрывки из дневников отца. И в этих дневниках был рассказ о Юлии Добровольской и ее гостях. И Джанни Родари написал: «Там был один Юлин ученик, который очень смешно рассказывал анекдот про Никсона и Брежнева. (И приводится этот анекдот). Вот хотел бы я на него посмотреть – может он этот анекдот рассказать на улице?». Кто-то прислал мне эту публикацию. Я был расстроен: он ничего не понял и какая у него может быть претензия? Я думал, что я разговариваю с нормальным человеком, а я, оказывается, разговаривал с таким коварным собеседником.

      Джанни Родари, действительно, был сказочником. И его персонажи из книжки о Чиполлино и его друзьях были очень любимы детворой. Но, как оказалось, он был себе на уме. Это не мои люди.

* * *

      Об Альберте Моравиа Юля говорила: пронзительно умён, обо всём на свете наслышан, невероятно начитан. Мы же у неё за столом говорили с её именитым гостем о дальних странах. Моравиа был неуёмным путешественником, а тогда он написал чудесную ностальгическую книгу “Mal di Africa” (“Заболеть Африкой”) – о путешествиях по Черному континенту, и мы вспоминали водопады абиссинских гор и сухие ветры сомалийской саванны… Мне – да и ему тоже, хочется думать, – наша беседа была интересна и приятна.

      После ужина я отвёз его в отель – сейчас он как-то напыщенно называется, а тогда именовался просто «гостиница московского горкома партии». Поднимаясь по ступенькам внушительного здания, Моравиа вежливо сказал мне: «Передайте привет вашей очаровательной дочери (имелась в виду Галя)». Всё понял, что называется.

      Он был странный. Хромал (следы перенесённого в детстве и юности костного туберкулёза) и всячески скрывал эту хромоту, всегда умело так садился, чтобы спрятать этот свой изъян. Но несмотря на хромоту, был неутомимым ходоком. Ловко загребая ногой, он не просто ходил или шагал, а, как говорила Юля, он устремлялся. Он уже был на вершине славы и признан ведущей фигурой литературных кругов Рима. Его мнение считалось едва ли не самым авторитетным в литературе.

      Помню, перед