«Всё с вами, но не ваш». Избранное. Леонид Завальнюк

странности.

      В поэтическом «сундуке» Завальнюка есть крайне любопытное стихотворение, до сих пор не публиковавшееся: «Далёкий голос». Приведём его полностью:

      Блажен, кто смолоду…

А. С. Пушкин

      Певец анчаров венценосный и Кассандр,

      Нашедший путь свой в одиноком бездорожье,

      Я – первый и единственный на свете Александр –

      Вам говорю сквозь память, что замкнулась ложью:

      – Я умертвил все упованья века,

      Внедряясь ядом в их пустое естество.

      Жить в мире рабства, будучи свободным от него,–

      Вот высший постриг, вот задача человека.

      Но жить без лишней фронды, не вставая в рост.

      Судьба всегда поверх времён играет.

      И, если присмотреться, убирает

      Не тех, кто мудр, как змий, а тех, кто в этом прост.

      Я – царь судьбы своей. Но руки не сложил.

      И оттого душой я жив, и тем себе угоден,

      Что, потребляя сущее, грядущим дням служил,

      От коих, дальний правнук мой,

      Да будешь ты свободен!

      Стихотворение представляет собой речь, произносимую от первого лица. Она призвана оповестить мир о подвиге, делающем автора речи «первым и единственным на свете». По размаху оценки своих собственных заслуг стихотворение должно быть отнесено к типу «Памятников». Слышимость голосов Державина и Пушкина отразилась в самом названии стихотворения.

      Оглядка на «классические» вершины сразу же обнаруживает оригинальность скульптурного решения Завальнюка. Нет утверждения о «нерукотворности», т. е. скрытых мистических коннотаций, вообще нет речи о чём-то созидательном, «воздвигнутом». Есть обратное – не «воздвиг», а «разрушил»:

      – Я умертвил все упованья века,

      Внедряясь ядом в их пустое естество.

      Со времён Радищева «упованья века» связывались с борьбой за отмену рабства. Победа в ней виделась как начало свободы. Молодой Пушкин выразил эту надежду в плакатной форме:

      Увижу ль, о друзья! народ неугнетенный

      И рабство, падшее по манию царя…

      Пушкин писал о царской России, Завальнюк – о советской. Одно рабство сменилось другим. Мечты о свободе не изменились. Того, кто назвал бы эти «упованья» пустыми, едва ли бы кто-то понял. И это ещё мягко сказано!

      Завальнюк покусился на «священную корову». От лица «первого и единственного на свете Александра» он выдвигает идею совместимости жизни в рабстве со свободой: «Жить в мире рабства, будучи свободным от него, – / Вот высший постриг, вот задача человека». С точки зрения интеллигенции, тезис крайне спорен, консервативен и кощунственен.

      Любая спорная мысль обретает вес, если она в той или иной форме уже была знакома культурному сознанию современников. И тогда нельзя уже увернуться от того факта, что первым о таком «кощунственном» взгляде на политическую сферу заговорил автор «каменноостровского» цикла» – поздний Пушкин. Это он сказал: