Мелкий бес. Федор Сологуб

[1][2].

      Как всегда при возвращении домой, Передонова охватили недовольство и тоска. Он вошел в столовую шумно, швырнул шляпу на подоконник, сел к столу и крикнул:

      – Варя, подавай!

      Варвара носила кушанья из кухни, проворно ковыляя в узких из щегольства башмаках, и прислуживала Передонову сама. Когда она принесла кофе, Передонов наклонился к дымящемуся стакану и понюхал. Варвара встревожилась и пугливо спросила его:

      – Что ты, Ардальон Борисыч? Пахнет чем-нибудь кофе?

      Передонов угрюмо взглянул на нее и сказал сердито:

      – Нюхаю, не подсыпано ли яду.

      – Да что ты, Ардальон Борисыч! – испуганно сказала Варвара. – Господь с тобой, с чего ты это выдумал?

      – Омегу набуровила! – ворчал он.

      – Что мне за корысть травить тебя, – убеждала Варвара, – полно тебе петрушку валять!

      Передонов долго еще нюхал, наконец успокоился и сказал:

      – Уж если есть яд, так тяжелый запах непременно услышишь, только поближе нюхнуть, в самый пар.

      Он помолчал немного и вдруг вымолвил злобно и насмешливо:

      – Княгиня!

      Варвара заволновалась.

      – Что княгиня? Что такое княгиня?

      – А то княгиня, – говорил Передонов, – нет, пусть она сперва даст место, а уж потом и я женюсь. Ты ей так и напиши.

      – Ведь ты знаешь, Ардальон Борисыч, – заговорила Варвара убеждающим голосом, – что княгиня обещает только, когда я выйду замуж. А то ей за тебя неловко просить.

      – Напиши, что мы уж повенчались, – быстро сказал Передонов, радуясь выдумке. Варвара опешила было, но скоро нашлась и сказала:

      – Что же врать, – ведь княгиня может справиться. Нет, ты лучше назначь день свадьбы. Да и платье пора шить.

      – Какое платье? – угрюмо спросил Передонов.

      – Да разве в этом затрапезе венчаться? – крикнула Варвара. – Давай же денег, Ардальон Борисыч, на платье-то.

      – Себе в могилу готовишь? – злобно спросил Передонов.

      – Скотина ты, Ардальон Борисыч! – укоризненно воскликнула Варвара.

      Вдруг Передонову захотелось подразнить Варвару. Он спросил:

      – Варвара, знаешь, где я был?

      – Ну, где? – беспокойно спросила Варвара.

      – У Вершиной, – сказал он и захохотал.

      – Нашел себе компанию, – злобно крикнула Варвара, – нечего сказать!

      – Видел Марту, – продолжал Передонов.

      – Вся в веснушках, – с возрастающею злобою говорила Варвара, – и рот до ушей, хоть лягушке пришей.

      – Да уж красивее тебя, – сказал Передонов. – Вот возьму да и женюсь на ней.

      – Женись только на ней, – закричала Варвара, красная и дрожащая от злости, – я ей глаза кислотой выжгу!

      – Плевать я на тебя хочу, – спокойно сказал Передонов.

      – Не проплюнешь! – кричала Варвара.

      – А вот и проплюну, – сказал Передонов.

      Встал и с тупым и равнодушным видом плюнул ей в лицо.

      – Свинья! – сказала Варвара

2

1. Наташке и хотелось украсть сладкий пирог и потихоньку съесть его, да нельзя было: раз – что Варвара торчит около нее, да и только, не выжить ее ничем; а другое – если и уйдет и без нее снимать со сковороды, так она потом посчитает по следам на сковороде: сколько нет, столько пирожков потребует, – никак украсть нельзя ни одного. И Ната злилась. А Варвара, по обыкновению своему, ругалась, придираясь к служанке за разные неисправности и за недостаточную, по ее мнению, расторопность. На ее морщинистом, желтом лице, хранившем следы былой красивости, неизменно лежало брюзгливо-хищное выражение.

– Тварь ленивая, – кричала Варвара дребезжащим голосом, – да что ты, обалдела, что ли, Наташка! Только что поступила, да уж ничего не хочешь делать, – ничевуха поганая.

– Да кто у вас и живет, – грубо отвечала Наташа.

И точно, у Варвары прислуга не заживалась: своих служанок Варвара кормила плохо, ругала бесперерывно, жалованье старалась затянуть, а если нападала на не очень бойкую, то толкала, щипала и била по щекам.

– Молчать, стерва! – закричала Варвара.

– Чего мне молчать, – известно, у вас, барышня, никто не живет, – все вам нехороши. А сами-то вы, небось, хороши больно. Не в пору привередливы.

– Как ты смеешь, скотина?

– Да и не смеивши скажу. Да и кто у такой облаедки жить станет, кому охота!

Варвара разозлилась, завизжала, затопала ногами. Наташка не уступала. Поднялся неистовый крик.

– Кормить не кормите, а работы требуете, – кричала она.

– На помойную яму не напасешься хламу, – отвечала Варвара.

– Еще кто помойная яма. Туда же, всякая дрянь…

– Дрянь, да из дворян, а ты – моя прислуга. Стерва этакая, вот я тебе по морде дам, – кричала Варвара.

– Я и сама сдачи дать умею! – грубо ответила Наташка, презрительно посматривая на маленькую Варвару с высоты своего роста. – По морде! Это что тебя-то самое барин по мордасам лощит, так ведь я – не полюбовница, меня за уши не выдерешь.

В это время со двора в открытое окно послышался крикливый, пьяный бабий голос:

– Эй, ты, барыня, ай барышня? как звать-то тебя? Где твой соколик?

– А тебе что за дело, лихорадка? – закричала Варвара, подбегая к окну.

Внизу стояла домовая хозяйка, Иринья Степановна, сапожникова жена, простоволосая, в грязном ситцевом платье. Она с мужем жила во флигельке, на дворе, а дом сдавали. Варвара в последнее время часто вступала с нею в брань, – хозяйка ходила вечно полупьяная и задирала Варвару, догадываясь, что хотят съезжать.

Теперь они опять сцепились ругаться. Хозяйка была спокойнее, Варвара выходила из себя. Наконец хозяйка повернулась спиной и подняла юбку. Варвара немедленно ответила тем же.

От таких сцен и вечного крика у Варвары делались потом мигрени, но она уже привыкла к беспорядочной и грубой жизни и не могла воздержаться от непристойных выходок. Давно уже она перестала уважать и себя, и других.