Фавориты Фортуны. Колин Маккалоу

риторическую пыль в глаза Сената. Намерения, жалобы, цветистые фразы – он должен был высказать это! Кому-нибудь, если не всем. Римляне не склонны держать язык за зубами. Они всегда и все обсуждали. Римом правили слухи. Но от Суллы – ничего. Только одинокие бесцельные прогулки без сопровождения. И все же это исходило от него – отрубленные головы, исчезнувшие люди! Этот молчаливый и необщительный человек был властелином Рима.

      В календы декабря Сулла созвал собрание Сената, первое со времени выступления Флакка. О, как сенаторы торопились в курию Гостилия! Дрожа больше от страха, чем от холода, с бешеным сердцебиением, задыхаясь, с расширенными зрачками, чувствуя тошноту. Они буквально попадали на свои стулья, словно чайки, побитые бурей, стараясь не смотреть вверх – из страха, что сейчас с крыши на них посыплются обломки черепицы, как на Сатурнина и его сторонников.

      Все были объяты безымянным ужасом, даже Флакк, принцепс Сената, даже Метелл Пий, даже военные любимцы вроде Офеллы и сообщники вроде Филиппа и Цетега. И все же, когда Сулла вошел, он выглядел таким безобидным! Трогательная фигура! Его сопровождало беспрецедентное количество ликторов – двадцать четыре! Вдвое больше, чем полагалось консулу, и вдвое больше, чем у любого предыдущего диктатора.

      – Настало время познакомить вас с моими намерениями, – сказал Сулла, не поднимаясь со своего курульного кресла. Слова вылетали вместе со струйками белого пара, так холодно было в помещении. – Я – законный диктатор, а Луций Валерий, принцепс Сената, – мой глашатай. Согласно закону Центуриата, который дал мне эту должность, я не обязан избирать других магистратов, если не захочу. Однако Рим всегда считал годы по именам ежегодных консулов, и я не стану нарушать традицию. Я не хочу, чтобы люди называли наступающий год «годом диктаторства Луция Корнелия Суллы». Поэтому я хочу, чтобы были выбраны два консула, восемь преторов, два курульных и два плебейских эдила, десять плебейских трибунов и двенадцать квесторов. А чтобы предоставить опыт управления молодым людям, которым впоследствии предстоит войти в Сенат, необходимо будет выбрать двадцать четыре военных трибуна. И я назначу трех человек чеканщиками и трех человек, которые будут следить за хранилищами.

      Катула и Гортензия обуял такой ужас, что оба сидели, силясь не обгадиться и спрятав руки, чтобы никто не заметил, как они дрожат. Не веря своим ушам, они слушали, как диктатор объявляет, что будет проводить выборы во все магистратуры! Они ожидали, что в них начнут швырять острую черепицу, или выстроят и обезглавят, или сошлют в ссылку, а имущество конфискуют. Они ожидали чего угодно, но это… Он что, блаженный? Разве он не знает, что творится в Риме? И если не знает, кто же тогда отвечает за те исчезновения и убийства?

      – Конечно, – продолжал диктатор с раздражающей неотчетливой дикцией, – вы понимаете, что, когда я говорю «выборы», я не имею в виду выдвижение кандидатов и предвыборную кампанию. Я назову имена тех, кого вы должны будете