Фрэнк Синатра: Ава Гарднер или Мэрилин Монро? Самая безумная любовь ХХ века. Людмила Бояджиева

они вроде ее и не называли.

      – Фу, черт! – Гарри вскочил. – Всегда так: как что-то понадобится – ищи-свищи!

      На следующий день он разыскал придорожный клуб в Инглвуде, оказавшийся той еще дырой. Пустой зал, поднятые на столы стулья, влажный после мытья пол пах грязной тряпкой. Парнишка со шваброй вызвал хозяина клуба. Завидев гостя, «ковбой» Том Уоринг расплылся в приветливой улыбке и снял шляпу:

      – Кого я вижу! Мистер Джеймс! Какими судьбами?

      – Мы знакомы, сэр? – Родители Гарри были цирковыми артистами, и роскошь манежного карнавала наложила отпечаток на его вкус в одежде. Рыжие замшевые брюки, яркое полосатое мексиканское пончо и узкий кожаный ремешок на лбу, сдерживающий буйство темных вьющихся волос, – все это выделяло его из толпы. Да еще и манеры – Гарри всегда держался аристократом.

      Том Уоринг оценил это:

      – Видите ли, я большой поклонник группы Гудмана, а теперь делаю ставку на вас. Присаживайтесь. – Он снял с ближайшего стола стулья. – Виски с содовой? Кофе?

      – Спасибо, дружище, в другой раз. Я по делу. У вас в оркестре работает певец… Не знаю его имени. Могу я его увидеть?

      – Певец? – Том пожал плечами. – Да у нас нет никакого певца… – Он поскреб жидкую поросль на макушке. – Впрочем, тут работает конферансье, который немного поет. Вряд ли он…

      – Скажите, что я хочу с ним встретиться.

      Явившийся в темный пустой зал парнишка оказался совсем молодым и настолько не соответствовал услышанному Джеймсом голосу, что тот засомневался и попросил его спеть что-нибудь.

      – Прямо так, без оркестра? Впрочем, можно, босс, мне все равно…

      Фрэнк запел. Одна песня, вторая, третья – Гарри не останавливал, вслушиваясь в звучание голоса. Да, это было именно то, что он искал!

      – Спасибо, дружок. Сколько тебе лет?

      – Двадцать три. Я не такой зеленый, каким выгляжу. И у меня огромный опыт работы с аудиторией…

      – Мой бэнд выступает в концертном зале «Парамаунт». Приходи туда завтра часам к трем, после репетиции. Я хотел бы продолжить наш разговор. Скажешь, что ко мне, я предупрежу.

      На утренней репетиции Гарри, выделывавший на трубе сложнейшие пассажи, увидел в зале своего вчерашнего знакомого. Не сдержавшись, тот бурно зааплодировал его исполнению.

      Музыкант спустился в зал и протянул Фрэнку руку:

      – Называй меня просто Гарри. А ты – Фрэнки. Понравилось?

      – Гарри, это классно! Твоя труба на первом плане – чудо! Особенно в балладах…

      – Ради этого я и вырвался на свободу. Такой кайф – играть все, что захочешь! И знаешь – это полезно для души.

      – Музыка всегда лезет прямо в душу. Недаром же в соборах без нее никуда. Мне кажется, твой оркестр далеко пойдет. Будет настоящий лом.

      – Понимаешь, я хочу продолжать свинговать, но чтобы при этом под нашу музыку было легко танцевать.

      – Именно – танцевать! Слишком многие музыканты гонятся за сенсацией и ускоряют темп настолько, что под него просто невозможно