Москвест. Роман-сказка. Андрей Жвалевский

минут после того, как принесли воду, Прасковья плюхнула Маше на руки крохотного красного вопящего детеныша.

      – Обмой! – приказала она.

      Маша чуть не упала второй раз. Но, подчиняясь властному голосу травницы, дрожащими руками стала вытирать ребенка маленькой тряпицей. Руки не слушались, новорожденная девочка орала.

      – Сразу видно, что не рожамши, – забурчала Прасковья, взяла малышку, шустро обтерла ее, завернула. – Зато теперь точно в девках не засидишься! У нас кто немовлятку в руки взял – скоро рожают. И малую мы в честь тебя назовем – Марией, да, Пелагея?

      – Как скажешь, Прасковья, – зашелестела из угла молодая мать.

      – Отнеси ей ребенка, – опять приказала Прасковья и вышла из хаты.

      Маша на негнущихся ногах подошла к женщине и положила ребенка рядом с ней.

      – Не тутошняя? – спросила та.

      Маша кивнула.

      – Красивая… – завистливо сказала Пелагея. – Я тоже была ничаво.

      – А сколько вам лет? – не удержалась Маша.

      – В дюжину замуж выдали, да трое деток уже, еще двое померли… Вот и считай.

      – Ты что, каждый год рожаешь? – прошептала Маша.

      – А как? – изумилась Пелагея. – Чай, не порчена.

      Маша мысленно представила себе их десятый класс. Всех этих накрашенных, начесанных, с маникюром и педикюром, гламурных девушек. Вроде те же семнадцать лет, но с тремя детьми их образ никак не связывался.

      – Во дворе твои дети? – спросила Маша.

      – Мои, а чьи ж еще?

      Пелагея шустро приладила к груди малышку, которая радостно зачмокала.

      – Может, их покормить? – спросила Маша.

      – Да че их кормить, Миколка покормится, большой уже. А завтра мужики вернутся с охоты, так я уж и встану.

      Не зная, что еще предложить, Маша вышла во двор и обнаружила, что «большой» Миколка доит козу, а малыш радостно дергает ее за хвост.

      «Это не ролевики! – поняла Маша. – Это какая-то секта!»

      – Идем, – дернула Машу за рукав Прасковья и засеменила к своему дому.

      После Пелагеиных хором у Прасковьи казалось просторно, почти чисто и светло. Маша устало опустилась на скамью и уронила голову на руки.

      – Ну что, – пристал Мишка, – нашла кого-нибудь? Где телефон?

      – Миш, все плохо, – прошептала Маша.

      – Слушай, а поесть тут где-нибудь можно, а? Может, кафе?

      – Иди козу подои…

      – Чего? – воскликнул Мишка.

      – Миша, все плохо… Ты б видел эту деревню. Похоже, что мы попали в доисторические времена!

      Маша с трудом подняла голову и мутным взглядом оглядела дом.

      – Голова болит, – пожаловалась она.

      – Да у тебя температура! – воскликнул Мишка. – Ты чего, простудилась, что ли? Вот бестолковая… Ладно, сиди, я пойду у этой… Прасковьи аспирин попрошу.

      – Аспирин? – не без иронии спросила Маша.

      Потом вспомнила грязные тряпки вокруг роженицы и разрыдалась.

* * *

      Потом Маша помнила, что травница поила ее настоем своих корешков, помнила, что