Живой мертвец. Андрей Зарин

приедешь? – спросил он Брыкова.

      Но тот только пожал плечами.

      – Пусть он поплачет по брату, – с насмешкой сказал один из офицеров, – все же наследство получит!

      Брыков сверкнул на него злыми глазами и поспешил домой. Он жил в небольшом домике на Москве – реке, состоявшем всего из четырех крохотных каморок. Он вошел, торопливо разделся при помощи денщика и, завернувшись в халат, угрюмо сказал солдату:

      – Дай трубку и позови Еремея!

      Денщик поспешно сунул ему длинный чубук в руки, присел на корточки, приложил зажженную бумажку и потом стал раздувать огонь, отчего его щеки надулись и покраснели.

      Брыков нетерпеливо пыхнул ему в лицо дымом и крикнул:

      – Ну, ну! Довольно! Зови Еремея!

      Денщик бросился из комнаты, словно испуганный заяц.

      Брыков сел плотнее в жесткое кресло, стоявшее у окна, и задумался.

      Когда человек, зная, что никто за ним не следит, отдается своим мыслям, тогда его лицо без всякого притворства выдает весь его характер, и если бы теперь кто‑либо взглянул на поручика Нижегородского драгунского полка Дмитрия Власьевича Брыкова, то вздрогнул бы от чувства омерзения. Брыков был противен. Его четырехугольная голова с короткими, жесткими волосами, низкий лоб и глубоко ушедшие в орбиты маленькие злые глазки, его выдающиеся скулы, широкий нос и узкие губы – все изобличало в нем низкий и жестокий характер. Он сидел, сдвинув густые брови, и искривил улыбкой тонкие губы, забыв обо всем окружающем.

      Вдруг подле него раздался легкий кашель. Брыков вздрогнул, поднял голову и увидел Еремея, дворового человека своего скоропостижно умершего брата.

      Этот Еремей был совершенно под стать Брыкову, только его лицо, грубое и зверское, выражало более наглости, нежели лукавства. Он поклонился Брыкову и переминался с ноги на ногу.

      Брыков кивнул ему и сказал:

      – Посмотри, нет ли кого около!

      – Кому быть‑то? – ответил Еремей. – Петр коня чистит, а Федька без задних ног – опять пьян.

      Брыков вздохнул с облегчением и, подозвав к себе Еремея, тихо сказал ему:

      – Расскажи мне снова, как умер Семен Павлович?

      – Чего рассказывать‑то? – сказал Еремей. – Я уже говорил. Как подмешал ему порошка, что вы дали…

      – Тсс… – испуганно остановил его Брыков. Еремей пугливо оглянулся и заговорил совсем тихо:

      – Он выпил так, к примеру, в обед, а к вечеру и занедужил. Кричит, катается, изо рта пена так и валит. «Лекарь‑то где?». Лекарь далеко! – Он усмехнулся. – Ну, кричал, кричал он и затих. А я, значит, на коня и к вашей чести!..

      Наступило молчание.

      – А если он не умер? – вдруг спросил Брыков. – Ежели лекарь поспеет? Ты весь порошок засыпал?

      – Без остатка. А что до лекаря – не поспеть ему! Где? Десять верст, почитай, Как ни спеши, в десять часов не обернешься.

      Брыков кивнул головой и улыбнулся.

      – Теперь только за вами вольная, – смело сказал Еремей.

      – Дурак! Вольная! Как же я дам ее, коли я не хозяин еще? А пока на тебе… – Брыков встал, прошел в соседнюю