Живой мертвец. Андрей Зарин

Архаров.

      – Позвать!

      В это время приближался Нижегородский полк. Выдвинувшись вперед, Ермолин подскакал к государю и, ловко осадив коня, стал рапортовать: столько‑то налицо, столько‑то отсутствуют.

      – Поручик Брыков, из второго эскадрона, выбыл за смертью…

      – Верно, нерадив был? – сказал Павел.

      – Никак нет! – ответил растерявшийся Ермолин и поправился: – Виноват!

      – Дурак! – отрезал Павел.

      Сконфуженный Ермолин отъехал в ряды его свиты, а драгуны стройно стали проезжать мимо царя. Но ему все не нравилось.

      – Скверно, скверно! – бормотал он вполголоса и нетерпеливо отмахивался тростью.

      Парад окончился. Павел зорко оглянулся и, увидев провинившегося офицера, вспыхнул.

      – Вы, вы, поручик! – закричал он, наскакивая на Башилову. – Почему вы говорили» хорошо», когда все было скверно? А?

      Башилов сознавал свою погибель, и отчаяние охватило его.

      – Если бы я не поддержал солдат, они совсем спутались бы от слов вашего величества, а мне и то за пуговицу солоно будет! – смело ответил он.

      Лицо Павла сразу приняло спокойное выражение.

      – Верно! – сказал он. – Ну, я тебя за пуговицу прощаю, капитан! – И, повернув коня, он поскакал с поля.

      Башилов стоял как столб и не верил своим ушам. Он ждал уже ссылки, и вдруг произведен через чин.

      – Ура! – вдруг заорал он и бегом бросился к своей роте.

      Государь оставался в скверном настроении.

      – Не терплю Москвы, – говорил он своим приближенным, – скорее вон из нее!

      Против своего желания он появился на бале, который давало местное дворянство в честь его приезда. Стоя у одной из колонн, он рассеянно смотрел на танцующих, как вдруг его взгляд прояснился и на губах появилась улыбка.

      – Узнай, кто это! – тихо сказал он Обрезкову, своему личному секретарю.

      Тот взглянул но направлению царского взгляда и увидел пышную молодую красавицу. Ей было лет девятнадцать. Высокая ростом, с алебастровыми шеей и плечами, со свежим невинным лицом, она являла собою тип русской красоты.

      Обрезков наклонился к Архарову и спросил:

      – Кто это?

      – Это? – Архаров улыбнулся. – Первая наша красавица, Анюта Лопухина, дочь Петра Васильевича.

      – Государь хочет беседовать с нею, – шепнул Обрезков.

      Архаров суетливо скользнул из свиты. На той стороне зала произошло легкое смятение. Девушка вдруг вспыхнула, а через минуту, низко приседая перед государем, смело глядела на него ясными детскими глазами.

      Гоеударь ласково улыбнулся ей, но сказал с обычной резкостью:

      – Вы самая красивая из всех московских красавиц.

      Лопухина покраснела и стала еще милее.

      – Взгляда вашего величества довольно, чтобы дурнушку обратить в красавицу, – робко сказала она.

      – Ого! Вы и придворная дама! – засмеялся государь и прибавил: – Это уже недостаток!

      – Но я счастлива, что все же вызвала улыбку на лице своего государя, –