Лед и пламя Тартара. Дмитрий Емец

телепортации он очень не любил. Это было не столько болезненно, сколько противно. Ощущать, как ты становишься набором молекул, которые исчезают в одной точке пространства и собираются из ничего в другой, не особенно приятно.

      – Да, но не отсюда. Из резиденции мы телепортировать не можем. Лигул немедленно узнает точку нашего прибытия, – продолжал Арей.

      – Тогда как?

      – В Москве есть единственное место, откуда мы можем телепортировать относительно безопасно, оставшись незамеченными. Туда мы и отправимся, – сказал Арей, не поясняя, впрочем, что это за место.

      Когда Меф поднялся наверх, чтобы выполнить поручение, гостиная второго этажа была пуста. Он поочередно постучал в комнаты Наты и Мошкина. Ему никто не ответил. Тогда, уже по умолчанию, он толкнул дверь комнаты Чимоданова. Под ногами у него проскочил Зудука, как обычно что-то злоумышляющий.

      – Эй! – окликнул Меф.

      Его не услышали. Мошкин и Чимоданов сидели на стульях друг против друга и играли в «поцелуй меня, кирпич!». Вены на висках у обоих вздулись от напряжения. Между ними по воздуху с приличной скоростью летал тяжелый альбом с фотографиями.

      Правила игры были просты как все тупое. Ученики стражей или маги садились на стулья в восьми-девяти шагах друг от друга и закладывали руки за спину. Затем кто-то из играющих поднимал взглядом предмет и бросал его в лицо противнику. Тот должен был остановить его глазами и вернуть в нападавшего. Проигравшим считался либо тот, кто первым пропускал удар, либо тот, кто терял самообладание и пытался защититься от летящего предмета руками.

      Ната, по-турецки скрестив ноги, сидела на кровати у Чимоданова и лениво наблюдала за схваткой.

      – Эй! – крикнул Меф еще громче.

      Чимоданов на миг отвлекся и тотчас, получив альбомом в глаз, опрокинулся вместе со стулом.

      – Я тебя не ушиб, нет? Тебе ведь не больно, да? – всполошился Мошкин.

      – Щекотно, даун! – злобно ответил с пола Петруччо. Под глазом у него созревал крупный фингал.

      – Ты сердишься, да? Говоришь мне плохие слова, потому что я тебя расстроил? – не понял Мошкин.

      Это было уже слишком. Петруччо зарычал как голодный вурдалак и бросился его душить. Меф кашлянул.

      – Мы уезжаем. Вы остаетесь, – сказал он Нате, единственной, кто был в состоянии его услышать.

      Ната подняла правую ногу и прощально пошевелила пальцами.

      – И что я должна сделать? Помахать из окна платочком? – поинтересовалась она ехидно.

      – Запереть дверь и начертить на всех стенах защитные руны. И никому не открывать. Ни одной живой душе, – сказал Меф.

      – Ну живые души тут не особо часто и бывают, – заметила Ната.

      Ничего больше она не добавила, однако по ее интонации Меф понял, что повторять не требуется. При всех своих тараканах дурой Вихрова отнюдь не была, да и чувство самосохранения имела могучее, как титановый нагрудник. Он повернулся и, перешагнув через дерущихся Мошкина и Чимоданова, направился к лестнице.

      – Эй, стой! – окликнула его Ната, когда он был