Срезки. Земля, с которою вместе мёрз. Валентин Колясников

казалось, душеспасительный монолог в адрес Шадрина, во мне происходило своеобразное очищение. Во мне словно что-то проснулось. И это что-то в одночасье привело к решению: я так дальше работать не смогу. Эта ноша не для меня. Пробудили от романтического сна не столько слова Авилова, от которых несло вседозволенностью, хамством, сколько поведение Виктора Кирьяновича. Сколько в нём было выдержки, самообладания! Вы даже не представляете. Вот кому по плечу работа с людьми.

      – Я его немного знаю и потому представляю, как он своим поведением бесил Авилова. Тот хотел отповедью спровоцировать Шадрина на обратную реакцию. Не вышло. Но, Александра Николаевна, Вы вновь заблуждаетесь и преувеличиваете возможности таких, как Виктор, попасть в круг вершителей судеб. Таких не допустят. Не их время. Может только произойти случайность. Но он сразу наживёт кучу врагов. Что же касается живой работы с людьми, он напрямую в ней участвует. Говорите, что его публикации знаете или знали чуть не наизусть. А в них что – не люди?

      – Вы правы, Фёдор. Но поймите, моя отставка – не следствие проявления малодушия.

      – Не объясняйте и не пытайтесь перед кем бы то ни было оправдываться. Я Ваш поступок понимаю. Посмотришь кругом и диву даёшься, как бездари, а то и просто дураки, уцепившись за кресло, годами протирают штаны и юбки, калечат судьбы людей. Бездарь или дурак, но зато в кресле. Попробуй ему предложи оставить место – такой скандал учинит, прозвонит все связи – и не рад будешь. Вот такие – то и в чести.

      – По Вашей логике – и я отношусь к таким.

      – Ну, Александра Николаевна, сразу и в позу. Если бы Вас относил к этому разряду людей, то, простите за откровенность, наш разговор бы пошёл в ином русле: о погодных условиях в тундре, о настроении пастухов, об их экономических знаниях. Хотите, я Вам раскрою одну маленькую тайну? – лукаво сощурив глаза и улыбаясь, спросил Минин. В этом мининском прищуре Скачкова уловила необыкновенное сходство с таким же прищуром глаз Шадрина, когда того отчитывал Авилов.

      – Если не секрет?

      – В общем – то секрет. Узнает Шадрин – разговаривать перестанет. Но перед Вами устоять не могу. Слушайте. Когда Вас избрали секретарём, в перерыве того памятного пленума Виктор мне сказал: «Наконец-то, хоть один порядочный и умный человек появился в «белом доме». Что райкомы повсеместно называют «белыми домами», в какой бы цвет ни красили их фасады, надеюсь, Вам известно. Но суть же не в том. Слово «порядочный» не часто услышишь от него. Это высшая его оценка человеческих качеств.

      – Что же ему позволило так судить обо мне?

      – Ему лучше знать. Рискую, но советую спросить об этом его самого. Догадки сродни сплетням. Виктор же не любит сплетников точно так же, как казнокрадов и убийц. Его профессия требует знать многое: газетчик что разведчик.

      – Спасибо, Фёдор. Я обязательно позвоню Кузьмину и Вас не оставлю в покое. – И, как бы спохватившись, задала вопрос: – Что за заявление Вам предложил передать Авилов в общий отдел?

      – Оно связано с шадринским делом.