Черная вдова. Анатолий Безуглов

уж моя забота, – сказал Скворцов-Шанявский, беря ее руку и прижимая к груди.

      Из комнаты доносилась музыка. Еще более страстная, чем предыдущая.

      – Я не могу принять ваше предложение, – не отнимая руки, сказала Лена.

      – Почему же?

      – Не могу… Неудобно…

      – Это будет счастьем для меня. – Валерий Платонович стал целовать ее руку, поднимаясь все выше, выше, к локтю, плечу, потом надолго приник губами к ее родинке возле уха, где пульсировала, билась жилка.

      Как в тумане слушала Лена его слова, нежные, страстные… В ней бушевал страх вперемешку с желанием, отчего было так жутко и сладостно, что кружилась голова и мир стал терять реальные границы и очертания.

      Руки Валерия Платоновича гладили ее грудь, шею. Она почти не помнила, как был снят халат, рубашка. Профессор целовал обнаженное тело и тоже, казалось, терял рассудок…

      Собирались безалаберно и суматошно. Вике почему-то все казалось смешным. Она смеялась всему – тому, как Николай Николаевич с охапкой ружей ухнул в снег и долго барахтался, пока не встал с помощью Ярцева-старшего на ноги, хохотала над тем, как Семен Матвеевич перепутал тулупы и все никак не мог влезть в маленький, ее, Викин. Состояние смешливости передалось и мужчинам.

      – Наверное, со стороны мы похожи на толпу идиотов, – заметил Глеб.

      Заднее сиденье уазика занимал лось. Семен Матвеевич взял еще с собой в машину «Джеймс Пэрдэй», с которым почему-то не хотел расставаться. Остальные вещи сложили в «Ладу». Рядом с Глебом села Вика, а Вербицкий устроился на заднем сиденье с Диком. Николай Николаевич снова захмелел. Он все норовил обнять пса, которому это явно не нравилось.

      Семен Матвеевич махнул сыну рукой: поехали, мол. Уазик тронулся с места, Глеб двинулся следом.

      – Папа, оставь в покое Дика, – сказала девушка, услышав недовольное ворчание собаки.

      – Замолчи! Вы, женщины, ни черта не понимаете! – с трудом ворочая языком, произнес Вербицкий. – Мы сами разберемся… Да, Дикуша?

      – Ты же знаешь, он не выносит пьяных. Забыл, что ли, как Дик набросился на Колокольцева?

      – А меня Дик любит!

      – О господи! – вздохнула Вика и, перегнувшись через сиденье, отстранила отца от собаки.

      Вербицкий не сопротивлялся. Он улыбнулся и вдруг запел, безбожно фальшивя:

      – Когда я на почте служил ямщиком, был молод, имел я силенку-у…

      Последний звук перешел в странное завывание, отчего Глеб и Вика невольно обернулись. И расхохотались. Задрав голову вверх, Дик «подпевал» своему хозяину.

      – Молодец! Давай, давай! – подбодрил пса Ярцев.

      А тот выдал такую руладу, что Вербицкий замолчал, пораженный.

      – Глеб! – вдруг закричала девушка.

      Ярцев мгновенно нажал на тормоза. «Лада» проскочила несколько метров по снежной колее, едва не врезавшись в остановившийся уазик, замерев от него буквально в сантиметре.

      Но это обстоятельство, как ни странно, не испугало – тоже вызвало смех.

      Семен Матвеевич подошел к машине сына, открыл дверцу.

      – Вот что, –