Все небеса Земли. Алексей Евтушенко

заявил Конвей. Он только что смачно откусил от бутерброда, состоящего из куска чёрного хлеба с маслом и удачным вариантом синтезированной красной икры, и теперь старательно пытался подцепить из миски квашеную капусту, в которой алели ягоды клюквы. И капуста, и клюква были настоящими – выращены на обширных сельскохозяйственных угодьях-оранжереях неподалёку от Нового Града. – Это я тебе как ирландец говорю.

      – Ирландцы – известные алкаши, – поддержал доверительную беседу Мигель и тоже потянулся к капустке. – Круче только русские. Но мы, как ты правильно заметил, хотя бы закусываем. Пусть и не всегда. Но зато даже виски!

      – Чего это вы круче? – после выпитого глаза поэта ещё больше прояснились, хотя казалось, что дальше уже некуда.

      – Да потому что мы во всём круче. – Мигель разлил виски. – Как говорил один забытый русский писатель начала двадцать первого века, – кто не русский, тот дурак. То есть это его персонаж говорил. Но всё равно. Ирландцев, испанцев и евреев, понятно, не касается. Ну, давай. За поэзию!

      – За поэзию – это святое!

      Чокнулись, выпили, закусили.

      Космокатер ушел с орбиты и окончательно лег на курс. Едва слышно запел гравигенератор, нейтрализуя бешеное ускорение, на котором разгонялась «Кармелита». Её нос был теперь нацелен на яркую голубоватую звезду, сияющую в центре навигационного экрана.

      – Земля, – произнёс Конвей с непередаваемой интонацией, глядя поверх плеча товарища.

      Мигель повернулся вместе со стулом. Какое-то время они молча смотрели на экран. Мигель не знал, о чём думает О’Доэрти, но подозревал, что о том же, о чём и он сам. И миллионы людей на Марсе, Ганимеде, Рее, Луне или в любом другом месте Солнечной, которые вот уже сто двадцать лет – с тех пор, как последний корабль колонистов покинул Землю – смотрят на далёкую-близкую родину. Наступит ли день и час, когда мы вернёмся? И нужно ли нам туда возвращаться?

      – Наступит ли время, когда мы туда вернёмся? – негромко пробормотал Конвей, и Мигель услышал, как забулькало в стаканы виски из бутылки.

      – И нужно ли нам туда возвращаться? – Мигель повернулся к другу и взял стакан.

      – Честно? Не знаю, – сказал блюзмен. – Но ты неправильно ставишь вопрос.

      – А как?

      – Хотим. Хотим ли мы туда возвращаться?

      И, не дожидаясь тоста, Конвей опрокинул в себя виски. Мигель пару секунд помедлил и последовал его примеру.

      До нового, 2070 года по всей планете умерло четыреста с лишним миллионов человек. Последние и самые продвинутые достижения медицины, включая тончайшую генную инженерию и наноботов, оказались бессильны. Люди старели на глазах, за считаные месяцы, и умирали от дряхлости и отказа жизненно важных систем организма. По сути, это была прогерия – генетический дефект, при котором смерть наступала от преждевременно развившейся старости. Только не та, крайне редко возникающая естественным путём и давно известная, а новая, искусственно вызванная. В тысячу раз более страшная. Да чего там – в десятки тысяч раз. Или в сотни – никто не считал.

      В течение