Э-балты. Рассказы из Латвии, Литвы и Эстонии. Сергей Терешенков

уехал? – спросила крашеная дура.

      – В 2004-м, сразу как границу открыли. Работы у нас в городе не было, а надо и за продуктами, и за коммуналку платить… Сидели в кредитах по уши! И я-то так рассудила: «Почему бы и нет, пусть попробует».

      – И подолгу он пропадал?

      – По шесть месяцев! Потом неделю-другую побудет дома – и обратно.

      – Шесть месяцев! А жизнь-то ваша улучшилась?

      – Куда там! Центы какие-то оставались!

      – Центы?! А что же он делал с зарплатой?

      – Как что!? Пропивал!

      – Даааа…

      – Да это ведь не главное, главное, что мы совсем чужие друг другу стали… – Инга уже не могла сдерживаться – и первая слезинка скатилась по щеке. Зрители по команде вздохнули.

      – Умеешь ты на жалость пробить! – турнул ее в бок Алексис и притянул поцелуем к себе.

      – Могу, когда хочу, – нырнула под плечо Инга. В студию под недовольный гул публики, пошатываясь, пробирался усталый человек в заляпанной краской робе.

      – Красавец! – промурчала Инга. Человек нашел пульт и изо всех сил за него уцепился. Внизу промелькнуло: «Aleksis (48), mājās atgriežas katru pusgadu un dzer»31.

      – Что ей еще надо!… Она вообще… понимает?!. Ни хрена! – Крики Алексиса время от времени прерывались закадровым писком. Инга достала платок и беззвучно в него заревела. – Ты… кое-как доезжаешь до Польши. С этими… вонючими гастарбайтерами трясешься до Франции, потом под этот… как его… Ла… Ла-Манш. Ищешь объявления… звонишь… никто не отвечает… бабки списываются… вкалываешь с утра… до вечера… ютишься в малюсенькой комнате на четверых…

      – Во заливает! – с гордостью заерзала на диване Инга.

      – Да мне Харальдс рассказывал! Я бы сам ни за что на такое не согласился!

      – И разве после всего Вам не приятно снова посидеть у теплого домашнего очага? – осведомилась ошарашенная сексуальная штучка.

      – Еще как!.. Я… целый город могу купить!

      – Однако Вы покупаете спиртное?

      – Я столько… друзей не видел… Там же ни одного… родного лица… поговорить не с кем! Леса – койка – леса. Язык… черт ногу сломит!

      – А как же жена?

      – А что… жена?! – Алексис размахнулся и едва не повалился за пульт. – Она всегда… со мной. – Из разных концов зала очередью посыпались неодобрительные реплики. – Она всегда со мной, – повторил Алексис и пополз Инге под передник.

      – Алек, ну перестань… – нехотя сопротивлялась она. По обеим сторонам мирились.

      – Когда-то давно вы поклялись быть в горе и в радости, в богатстве и бедности, в болезни и в здравии… – напутствовала ведущая. Камера пролетела по утопающей в овациях публике. – Алексис, ты обещаешь, что не будешь пить и редкие свободные дни проводить с семьей?

      – Обещаю, – Алексис отряхнул пальцы о комбинезон, проковылял к жене и принялся бережно вытирать уже вовсю хлеставшие из нее слезы.

      – Инга! Ты теперь знаешь, как сложно мужу в Англии и что ему нужно чуть больше заботы и ласки, когда он на побывке?

      – Знаю!

31

Алексис (48), домой возвращается каждые полгода и пьет (лтш.).